Да и в интервью, в котором эта женщина рассказывала о своих переживаниях относительно преступлений сына, она не производила впечатление запойной алкоголички.
В темные закоулки своей семейной жизни Попков не любит пускать посторонних, хотя по количеству и качеству рассказов о своих преступлениях журналистам он явно лидирует, по сравнению со многими бывшими и нынешними серийными преступниками.
А сведения о биографии преступника для профайлера крайне важны. Они проливают свет на многие особенности личности. Именно поэтому в своей работе мы всегда стараемся добыть как можно больше таких материалов, особенно если необходимо подготовить заключение специалиста или провести экспертизу. Но иногда, в критических ситуациях, все же приходится работать «с колес» – буквально выцарапывая кусочки информации из разных источников. В случае с Попковым, несмотря на его разноречивые и уклончивые рассказы, допустимо предположить, что воспитание было довольно строгим, а родители – требовательными: его приучили к порядку, соблюдению правил, контролю над собой и окружающей действительностью. Научили быть собранным.
В школе он был отличником, не хулиганил, увлекался биатлоном. А в подростковом возрасте помогал отцу рыть могилы на кладбище. Кстати, работой землекопа он иногда подрабатывал и впоследствии, уже служа в органах.
Скорее всего, тогда же, в детстве, Попков нашел себе некий идеал – как он хочет выглядеть со стороны, своего рода маску нормальности. Обычно маньяки на раннем этапе своей жизни берут отдельные черты личностей, которые им нравятся, из книг, из фильмов, реже используя образы реальных людей. С высокой степенью вероятности он смотрел фильмы (или читал книги, журналы) с хрестоматийными милиционерами, которые успешны в своем деле, а дома их ждут верная жена и любимые дети. Примерил на себя воображаемый образ, как удобную майку, чтобы окружающие оценивали его жизнь «на отлично». Как видите, и здесь он хотел быть отличником.
Измена
Его ранний и вроде как счастливый – на первых порах – брак должен был компенсировать недостаток родительской нежности. Он, как утверждают его земляки, сослуживцы и соседи, встречал жену с горячим ужином, мыл полы, покупал продукты. Они вместе катались на велосипедах и на лыжах. Сама жена признается, что была «как за каменной стеной». Попков обожал дочь. Возил ее на Байкал, в Китай, во Владивосток. Половина Ангарска знала его как доброго семьянина. Всегда подтянутый, опрятный и аккуратный. Не пил.
Здесь сделаю небольшое отступление. 26 января 2015 года меня пригласили на съемки программы «Пусть говорят» об Ангарском Маньяке. Вышла она на Первом канале под названием «Левиафан». Ведущим тогда еще был Андрей Малахов. Должна сказать, что ток-шоу не люблю и от съемок в них почти всегда отказываюсь. Но в этот раз профессиональное любопытство взяло верх, и, обсудив с редактором, что я даю те комментарии, которые считаю необходимыми, а не те, которые меня попросят, согласилась.
Конечно же, после монтажа в финальную версию передачи вошли далеко не все важные, на мой взгляд, моменты. А подписали меня «полиграфолог». Эту квалификацию я тоже имею, хотя она и не основная. Но, видимо, редакторы решили, что зрителям так будет понятнее, какого профиля перед ними эксперт. Профайлеры тогда были не в моде на ток-шоу. Не то что сейчас.
Как театр начинается с вешалки, так для меня телестудия «Останкино» началась с КПП, за которым возвышалось здание, оформленное в стилистике телевизионной заставки. Демонстрация этой заставки сопровождалась весьма противным писком и в детстве вызывала горечь и сожаление от того, что мультики посмотреть не удастся.
Невзрачное убранство, несколько пропускных турникетов и усталого вида охранников, а также огромное количество разношерстного народа. Через пару часов все они будут сидеть в зрительных залах различных ток-шоу. Мужчины и женщины, парни и девушки, бабушки и дедушки. Каждого из них сюда привели разные причины: от возможности развеять скуку до желания любым способом попасть «в телевизор».
После звонка человеку, который должен стать моим провожатым, меня ожидают демонстрация паспорта, щелчок турникета, лестницы, лифты, коридоры, двери. Затем еще коридоры и еще двери. Лабиринтами «Останкино» восхитился бы даже Минотавр, а чтобы по ним выйти из здания, нужен вездесущий и всезнающий продюсер, а не нить Ариадны.
Спустя некоторое время я оказываюсь в довольно просторной комнате, где уже пьют чай, читают, звонят и разговаривают о своем герои программ, приглашенные эксперты, специалисты и актеры. Одни уже загримированные, другие только ожидают своей очереди. Пока не позвали на грим, наблюдаю.
Небольшой группой стоят эксперты. Вероятно, это те, кто принимает участие в съемках разных программ на постоянной основе. Они что-то живо обсуждают. Едва ли речь идет о гонорарах – не принято об этом. Замечу, что однажды мне довелось видеть дружескую беседу между такими коллегами, которые через 15 минут после команды «мотор» были готовы вызвать друг друга на дуэль для защиты своей позиции, а когда камеры были выключены, весело шутили, покидая студию. Если когда-нибудь вам, уважаемый читатель, доведется смотреть телешоу, обратите внимание на тех, кто появляется в них из раза в раз. Кроме ведущего, разумеется. Это и будут постоянные эксперты.
Два человека молча смотрят в телефоны и ни с кем не общаются. Вероятно, это герои второго плана или такие же гости, как я, приглашенные под конкретную тему.
Настает моя очередь гримироваться. Сама процедура в целом довольно стандартная, но вот гример произвела на меня необычное впечатление. Девушка смотрела на лица своих временных подопечных не так, как это делает обычный человек, пытаясь понять эмоцию, реакцию на свои слова или разглядывая отдельные черты. Она вглядывалась в лица, как рабочий на заводе, который осматривает продукцию, медленно проезжающую мимо него на конвейере, и пытается найти брак. Только гример не «изымает» тебя из партии товара, а тут же чинит, и конвейер двигается дальше. В общем, меня «починили» и отправили дожидаться приглашения пройти в студию.
Грим люблю не очень. Вне студийного света кажется, что на лице маска. Однажды приехала домой с записи интервью для документального фильма, а ребенок меня не узнал. Хорошо хоть, муж вернулся, когда грим уже был снят. Так случается и с «эмоциональным гримом», который остается после работы.
После недолгого ожидания меня вновь подхватывает продюсер и ведет в студию. За декорациями мне крепят микрофон, а редактор быстро проводит инструктаж: когда выходить, где сидеть, в какую камеру смотреть.
Вижу некоторых героев программы. Они разные. Кто-то волнуется, потому что «меня увидят по телевизору». Кто-то молчит. Некоторые фотографируются и сразу же отправляют снимки родным, друзьям, родным друзей и друзьям родных, в родительские чаты и в ленты новостей подписчиков. Мимика тех, кто через пару минут окажется под пристальным взором телекамер, в такие моменты говорит не меньше, чем амбулаторная карта: презрение, зависть, отвращение, удивление, радость, попытки успокоиться и скрыть волнение.
Вхожу на площадку. Идентифицирую диванчик, который фигурировал в инструктаже редактора, и занимаю свое место. Зрители уже на месте, эксперты почти в сборе. Гости еще за пределами студийных декораций – до начала съемки они не появятся. Часто их даже размещают в разных комнатах и выводят на площадку разными коридорами, чтобы не было конфликтов.
