Я посмотрела в его глаза. Тебя я тут оставила.
Но он не дождался ответа. Забрал чашку и вышел.
9
Хотелось запустить чашку в стенку. И разнести кухню. Еще — выйти медведем и побиться головой о лед… А лучше — вернуть себе прежний мир. Мне не нужна эта синеглазая, я и без нее жил нормально. Сны мне не мешали все это время, а с болью я научился справляться. Хуже точно не будет.
Только зверя это не устраивало.
Я метался по кухне туда-сюда, не видя ничего вокруг.
«Она чужая, не твоя».
«Моя», — возражало животное внутри.
«Она не сможет жить здесь».
«Сможет, если беречь, — рычал зверь. — Забери себе!».
От усталости все дрожало внутри, а от воспоминания о ночи с ней — плавилось. Я не помнил большей радости, чем держать ее в руках, пока за окном воет ветер. Слушать, как тихо дышит, как ее кожа касается моей, рождая такую нужную вибрацию, будто биение нового сердца. Мне больше не нужно рисковать жизнью в погоне за кадром, чтобы унять ненасытную боль. Достаточно просто прижать к себе «лекарство» покрепче…
Я осознал, что стою и пялюсь на собственное фото на стенке — пытаюсь вспомнить прежний мир, который был таким правильным еще совсем недавно. Она, оказывается, знает мои работы. А я их едва узнавал — все казалось потерявшим краски. И только взгляд больших голубых глаз будоражил воображение и желание жить.
Но это пройдет. И не в таких передрягах выживал. Мне никто не нужен, чтобы жить.
«Никто…»
В груди несогласно дернулось и зазвенело пустотой. А потом снаружи что-то стукнуло. Далеко, еле слышно… Может, птица обронила кость на корпус базы, а может, что-то еще. Я замер, прислушиваясь. И звук повторился.
Уже через минуту я крался к входу с оружием. Когда проходил мимо комнаты Лали, с трудом заставил себя не заглянуть — не время. Здесь она в безопасности. Мы в безопасности.
Но меня явно выманивали наружу…
Я уже дошел до снегохода в коридоре, когда раздался очередной стук. Пальцы нащупали рубильник, и свет погас. Как только в коридоре стало темно, впереди ярким пятном проступил очищенный от снега иллюминатор. Присмотревшись, я сцепил зубы — на меня смотрела женщина.
Как бы я ни хотел — память хранила эти ненавистные черты. Бледное лицо, спутанные светлые волосы и лихорадочно горевшие глаза.
Разия снова стукнула в стекло и вжалась в него ладонью, вглядываясь внутрь.
Я медленно приблизился вплотную к стеклу, позволяя ей себя увидеть. Прятаться смысла не было — меня выследили. И донесли ей. Но то, что она здесь мнется на пороге моей берлоги, говорило об одном — пришла одна. Стая бы ей не простила пресмыкания перед тем, кто обрек их на скитания. А она именно пресмыкалась, стоя голышом у двери.
Для меня образ этой женщины навсегда будет связан с самой темной страницей моей жизни.
Я отставил ружье и разблокировал замок, дернул двери, и те распахнулись со скрежетом.
Мы с Разией замерли друг напротив друга. Она застыла на границе света и снега. Пять лет, что я ее не видел, не сильно изменили волчицу. Те же светлые пепельные волосы до задницы, крепкое тело, аккуратная грудь, которую она прикрывала дрожащими руками, разыгрывая уязвимость… и невменяемые дико блестящие глаза.
— Киан, — выдохнула она. — Я не поверила…
— Уходи, Разия, — еле разжал зубы, чтобы процедить.
Взгляд волчицы дрогнул. Она всегда была хорошей актрисой, только мне ее постановки казались бездарной фальшью.
— Нашел себе самку почистокровней? — оскалилась она, опуская руки.
Быстро сменила репертуар.
— Уходи.
А вот теперь на лице проявилось настоящее — сцепила зубы, пытаясь сдержать обиду.
— Я пять лет тебя искала… Выла от тоски, что предпочел утонуть…
— Предпочла пристрелить, — зло поправил ее.
Я сбежал весной, когда лед стал тоньше у берега. Шаманке нужны были снова ее драгоценные водоросли, и я рискнул сыграть в рулетку со смертью. Когда надсмотрщики поняли, что я не собираюсь возвращаться к их полынье, в меня разрядили все ружья — выстрелы сотрясали воду долго, хотя было понятно, что бесполезно.
Что мне были пытки в лаборатории после того дня? Я пробил лед в тонком месте у ледника и бросился в Климптон. Сутки добирался с простреленным бедром, последние километры тащил онемевшую лапу и вывалился к пограничному посту полудохлым.
— Ты же знал, что не отпущу, — и она похотливо облизала губы. — Неужели она горячее в постели? Человеческая шлюшка? Правда, Киан?
— Тебе жить надоело, Разия? — я одним рывком схватил волчицу за горло, подтаскивая к себе.
Тварь использовала шанс оставить на запястье напоминание о себе кровавыми дорожками царапин. И я уже думал, что вот-вот сдавлю пальцы сильней, но когда взглянул в ее глаза, испытал лишь отвращение. К ней. И себе.
Для нее все это было игрой. Разия жила в метаниях между противоречивыми эмоциями — привязанность, страсть, ненависть и жестокость сменялись у нее так же стремительно, как погода весной. Мне всегда казалось, что она больна. А еще казалось, что я ее жалел. Но недостаточно, чтобы остаться. И недостаточно ненавидел, чтобы перегрызть горло…
— Может, и надоело, — скривила она губы. — Может, без тебя мне совсем отвратительно… Я чудовище, Киан! Только ты можешь меня спасти от меня самой! — Она обвила ногой мою, пытаясь прижаться ко мне. — Стая погибает… После твоего ухода нас травят отовсюду…
— Предсказуемо. Пошла вон! — и я швырнул ее в проем.
Разия упала на колени в снег, но тут же вскинула голову, уставившись куда-то за спину. Лицо волчицы исказил злой оскал.
Я обернулся. В коридоре, кутаясь в длинную кофту, стояла Лали.
— Иди в комнату! — рявкнул.
Внутри все стало на дыбы от страха за нее.
А Разия уже поднялась на ноги:
— Я не выпущу вас отсюда! — Ее лицо исказилось от ненависти. — Или ты станешь моим, или мертвым!
Она попятилась, сверкая злыми глазами, и бросилась прочь. Я постоял еще некоторое время, прислушиваясь, и закрыл двери люка.
Угроза волчицы ставила дыбом шерсть на загривке. Выполнит? Скорее всего. И стая ей слова не скажет. Они уверены, что все их беды из-за моего побега, поэтому жизни положат, чтобы вернуть меня.
Пальцы сжались на железной ручке — сюда им не прорваться. Но и нам не выбраться. По крайней мере, легко не будет. На базе есть запасные выходы, но их, скорее всего, быстро отыщут. Оставалось отстреливать волков по одному.
Но сколько это могло занять времени — непонятно. И опять же — волков много, а я один. Одного точного выстрела с их стороны будет достаточно, чтобы Лали осталась без защиты.
