— …быстрее. Я знаю.
Напиток стремительно остывал, поэтому выпить пришлось чуть ли не залпом.
— Не мерзнешь?
— Нет, — мотнула головой, но все же слезла и принялась пританцовывать — первыми всегда замерзают пальцы на ногах из-за недостаточного кровообращения.
— А мне кажется, ты впишешься. — Киан впервые расслабленно усмехнулся за все время, что мы стояли в лагере.
— Думаешь? — смущенно улыбнулась я.
— Мне бы очень этого хотелось.
Он позволил себе несколько секунд посмотреть в мои глаза и вернулся взглядом к племени.
— Нервничаешь?
— Нет. Они полностью мне подчинились. Нелхе признала меня вождем. Любое несогласие — смерть.
— А эти человеческие женщины? — осторожно поинтересовалась я.
Смотреть на них было невыносимо. Приходилось напоминать себе, что у меня есть переживания поважнее, но когда это все на расстоянии вытянутой руки, сложно оставаться равнодушным.
— Я не могу их отпустить. Иначе перестану быть тем, кому волки подчиняются, — спокойно ответил Киан. — Ты же сказала, что топить их всех опасно…
— Ты так спокойно об этом рассуждаешь, — опасливо глянула на него, понимая, что ни черта не смыслю в жизни здесь. И не так легко будет вписаться.
— Невозможно стоять ногами на разных льдинах, кода лед тронулся, Лали. Либо я их вожак, либо враг. — И он снова коротко глянул на меня. — Либо мы с тобой себя спасаем, чтобы спасти нашего сына, либо пленных девушек.
Я прикусила язык, смущенно хмурясь. Он прав. Пришлось отвернуться, хотя понимала, что это зрелище — униженные и раздавленные женщины, дрожащие у саней — запомню на всю жизнь.
***
Не стало сомнений. Что удивительно — после ее слов там, в кухне, что лучше потерять день, чем жизнь. Ей было нелегко принять последствия этого разговора и моего решения, но она все равно восхищала. А главное — давала надежду, что не такая хрупкая, как показалось. И что сможет жить в моем мире. Я ведь заберу сына. И ее — тоже. Понимала ли она это?
Я не знал. И спросить было страшно… но лишь до того, как понял — я останусь там, где будет она. Мне все равно, где жить. Был бы снег зимой, и, пожалуй, все.
Белоглазые собрались шустро, и вскоре я возглавлял колонну, возвращая стаю в леса, из которых их выгнали. Я вглядывался в ясный горизонт… а перед глазами стояли мертвые черты Разии. Эта женщина все же оставила в душе след после себя — я чувствовал отвращение к своей земле.
Чем ближе становился лес, тем сильней хотелось повернуть назад. Зверь ненавидел эту местность так люто, что даже жаждал хоть какого-нибудь слова поперек. Но нет — волки неслись домой, воодушевленные моей защитой, и нехотя становились на привалы, которые я делал каждые два часа.
Я переживал за Лали. Поил ее чаем, а сам слушал дыхание и запах, чтобы больше не подвергнуть ее опасности. Если ослабеет — путь назад растянется. Но она держалась молодцом. Уже вечером, когда мы оказались на опушке леса, я приказал разбить лагерь на ночевку и поставил палатку.
Когда внутри потеплело, быстро спрятал свою женщину внутрь и принялся раздевать.
— Киан, все нормально, — устало убеждала меня, но хотя бы не сопротивлялась.
— Ляг, — скомандовал, стянув с нее термокостюм. Когда она подчинилась, склонился к ее животу, бесцеремонно обнюхал шею и сгибы ног. — Как себя чувствуешь?
— Я уже не знаю, какими словами тебе сообщить «нормально». Не супер, потому что устала дико.
Я натянул на нее шерстяной плед под горло:
— Принесу еды. Не засыпай.
— Ты скоро вернешься? — поднялась она на локте, тревожно глядя на меня.
— Ты в безопасности. Я тоже. Не нервничай. Завтра с утра уже поедем в Климптон. — Мне казалось, я сказал все, что она должна была ожидать услышать.
— Ты скоро вернешься? — усмехнулась.
— Не знаю.
— Ладно, — улыбнулась она.
А я решил не откладывать то, что обещал, в долгий ящик, и принялся раздеваться.
— Ты пойдешь медведем за едой? — робко поинтересовалась Лали.
— Нет. Медведем я пойду орать на всю округу, что вернулся, и что стая — под моей защитой. А потом уже пойду за едой. Услышишь рев — не пугайся, все нормально.
— Звучит круто…
— Еще бы.
Мы встретились взглядами, и мне резко перехотелось вообще куда-то идти, кроме как к ней. А лучше — ползти на пузе. И чтобы снизошла потрепать по холке, почесать за ушами…
Лали удивленно вздернула бровь на мой смешок.
— Если я приду к тебе медведем — не пугайся, я наверняка спешил.
И я вышел из палатки, оставшись в штанах. Нелхе ждала у костра.
— Стая Кудина уже окружила нас, — недовольно скривилась она. — Но чувствуют тебя, не подходят.
— Ну и отлично. Разнесут всем, значит, новости.
— И где же твой щенок? — поинтересовалась она.
— Не твое дело.
— Мать бы его не бросила.
— Она не бросила.
— Мы не угроза тебе больше. Если ты нас сейчас бросишь, мы умрем…
Соблазнительно.
Я едва заметно качнул головой, а Нелхе усмехнулась:
— …Мы все равно бы умерли с Разией. С тобой есть шанс. Мы тебе должны.
— Прежней бойни за территории не будет, — взглянул ей в глаза. — Будете жить, как все остальные.
Я опустился в снег… и выпустил зверя закреплять наши договоренности. Видел, как склонилась Нелхе в почтении. Они действительно дошли до крайней степени отчаяния, и в этом мне повезло не ошибиться. Я встряхнулся медведем и побрел к границе лагеря.
Быстро не выйдет — нужно продемонстрировать не только, что я здесь, а еще и то, что я теперь вожак и защищаю стаю по своей воле.
***
Сумерки быстро сгустились до чернильной ночи, поднялся ветер, а я все обходил территорию по кругу, временами встречая кучковавшихся неподалеку волков. Один раз меня обступили, но напасть так и не решились. И больше не решатся. Белоглазые Разии теперь будут в безопасности.
Я вернулся в лагерь за полночь. У костров собралась вся стая, пахло едой и дымом. Мужчины мрачно проследили мое возвращение, отводя глаза — никто не хотел нарываться. Привыкли, что Разия жестоко за это наказывала…
— Я выдвинусь завтра утром, — встряхнул штаны от снега, когда Нелхе подошла с двумя глубокими тарелками с едой.
— Когда вернешься?
— Не знаю, — выпрямился перед ней. — Вас не тронут.
— Какое-то время…
Я молча взял из ее рук еду.
— …Ты и так сделал многое. Но если не вернешься…
