— Думаю, ему больше нужны мама с папой. А мир может быть любым…
Я задумалась.
— А еще Киан — известный фотограф. Представляешь, я любовалась его фотографиями, а он, оказывается, тот самый… — тараторила я, на самом деле пытаясь помочь самой себе пережить все, что произошло.
— Как у вас прошло? — Нира все поняла правильно.
— Нелегко, — тихо ответила я. — Оба наделали ошибок. Я ему не рассказала сразу о ребенке, а он винил во всем людей в моем лице…
Нира покачала головой, хмурясь.
— Иногда мне хочется им по голове надавать — этим мужикам с медведем внутри! — закатила она глаза. — Вроде бы такие умные, но такие твердолобые! Кажется, пока не наломают дров, не могут дальше жить…
— Ты поэтому с медведями не стала связываться? — улыбнулась я.
— К счастью, их на всех не напасешься. — Нира пожала плечами, немного погрустнев. — Мне нравился один. Но это в прошлом. У него — свои бревна в голове, я бы не решилась этот бурелом разгребать… Да мне и не предложили.
— И кто он? — прищурилась я.
— Неважно, — тряхнула она волосами. — Я рада тому, как все вышло. Им всегда нужно нечто настолько большее, чтобы вытряхнуло из шкуры. У Рэма так было. Ты бы видела, как он дергался, когда появилась Вика! Это сейчас все хорошо, а тогда он едва взглядом елки не рубил! И у твоего — так же. По-другому они не могут, похоже. Слишком большие требования к себе… Но разве любая это выдержит? — Она махнула рукой, меняя тему: — Неважно. Я бы не хотела, чтобы ты уехала…
Я бы и сама не хотела. Но теперь на первом месте — ребенок, его счастье и здоровье. Хотя и у нас с Кианом все впереди. И это будущее будоражило и немного пугало. Масса вопросов возникала к самой себе: как оказаться достойной его? как не потерять себя рядом с ними? как растить медвежонка, в конце концов? Оборачивающийся ребенок — это только сказать легко. А представить? И все это впереди… Здесь, когда до привычного мира рукой подать, все казалось более надежным. А мне ведь важно оставаться для ребенка надежной.
— Вот вы где…
Я вынырнула из мыслей и улыбнулась Джастису. Он был немного в непривычном образе — без халата — и, кажется, наконец отдохнул.
— Привет. Выглядишь хорошо.
— Ты тоже, — холодно и немного остстраненно заметил он. — Отдохнула? Привет, Нира.
— Хотела поговорить с тобой про здоровье Илая, — поднялась я.
— Илай? — вздернул он бровь. — Папа назвал.
— Я не против… — растерялась я.
— Я поеду, — мягко вклинилась Нира. — У вас столько хлопот тут…
— Джастис обещал нас сегодня отпустить. — То, что ему не понравилось имя, не должно было меня заботить. С одной стороны. С другой — я понимала, что он делал — исчезал из моей жизни так, чтобы никаких чувств прежней привязанности между нами больше не осталось.
— Скорее всего, так и будет. Медвежонок… — тут он осекся, но быстро вернулся в образ «сволочи», оскалившись: — То есть Илай последние несколько дней стабилен. А с тобой и папой, думаю, ему больше ничего не грозит…
— Тогда я подготовлю вам дом сегодня! — воодушевилась Нира и закусила губы, сдерживая улыбку. — Я побежала!
Я даже не подумала об этом.
— Спасибо! — только успела крикнуть ей вслед, и она махнула рукой. Вот как я без нее где-то далеко отсюда?
— Ты чего? — сложила руки на груди, когда мы остались с Джастисом одни.
— Ничего, — вздернул брови он, идеально разыгрывая невинное непонимание.
— Тебе так имя не понравилось или боишься, что буду скучать по тебе?
— А ты будешь? — оскалился. Давно я его таким не видела — дерзким, ослепительным… и отталкивающим, как водонепроницаемая поверхность дождь.
Наверное, на этом нужно было принять его предложение все забыть и идти дальше. Но я не смогла. Качнулась к нему и обняла:
— Спасибо…
Слышала, как он тяжело сглотнул, не отвечая.
— …И нет, скучать не буду. — Приняла его правила и отстранилась, делая шаг назад под его внимательным потемневшим взглядом. Мучился. Нелегко ему мы дались с Илаем. И даже не в любви дело. Слишком просто для любви. Он отдал столько всего совершенно чужой женщине и не менее чужому ребенку, так и не получив ничего взамен… — А еще мне нравится имя.
— Пошли, — кивнул раздраженно. — Сделаем последние тесты и оформим документы на выписку. С твоими анализами все нормально…
— Конечно, нормально, — закатила я глаза.
— Киан попросил удостовериться, — равнодушно чеканил он шаг. — Еще познакомлю тебя с доктором, который будет наблюдать твоего ребенка с завтрашнего дня.
Отказывался все-таки называть его по имени.
— А ты… — Правила оказались слишком тяжелыми, так сразу сложно было их принять и перестать переживать о нем. — Уезжаешь?
— Да. У меня тут больше нет дел.
— Ты же так хотел сюда, — не понимала я. — Меня тут не будет, обещаю не мозолить глаза…
— Меня вызвали в Клоулэнд, — перебил он веско. — Не вернусь на родину— объявят врагом народа.
— Что? — нахмурилась я.
— Ничего особенного. Я каждые пять лет обязан возвращаться на полгода. Обычная история. А потом, может быть… если Рэм не передумает. А еще если ты и правда сдержишь обещание не мозолить глаза…
— Уверен, что все нормально? — снова нарушила правила.
— Абсолютно, — безукоризненно соврал он. — Пошли.
На этом наша с ним история закончилась.
14
— Проходи, — тихо пригласила я.
Беглого взгляда через порог хватило, чтобы понять — Нире понадобилась пара часов, чтобы вернуть мой прежний дом к жизни. В камине горел огонь, на журнальном столике стояли цветы, а на кухонном — бумажные пакеты поменьше, рядом на полу — побольше. На улице уже стемнело, и границу тепла и зимы мягко посыпало снегом.
— Мы за тобой, — так же тихо отозвался Киан. Сын уснул, стоило выйти на воздух, и теперь спал на руках у папы в теплом конверте.
Вообще, Киан казался таким спокойным, будто ему каждый день вручают ребенка и выпроваживают с ним из больницы в незнакомый новый мир. Ребенок был весь в папу. И только у одной меня внутри все дрожало. Я переживала, что все мои знания и опыт неприменимы к настоящему малышу-оборотню. Потому что ему, на первый взгляд, они не нужны. А нужно что-то, чего у меня нет…
— Тут гостиная, — сделала я неуверенный шаг на порог и зажгла приглушенный свет. — Илая надо раздеть…
Пока я говорила, Киан уже уложил теплый конверт с ребенком на ближайшее кресло и дернул молнию:
— Не нервничай, все хорошо. Ты же слышала своего друга — ребенок здоров. И, кроме молока, ничего не нужно…
