– Это правда? – мертвым голосом спросила Александра.
– Саш…
– Правда?
Ярослав молчал, ему нечего было ответить, и она видела по его глазам, что правда. Видела и выгорала изнутри. А та девка с победной усмешкой промурлыкала:
– Конечно, правда.
Поглощенная болью, Саша потеряла связь с реальностью и дрожащими руками вырвала из рук Дениса пистолет. Не раздумывая, нацелила его в голову соперницы, видя, как та изменилась в лице. И, посмотрев в глаза Ярославу, спросила:
– Страшно? – он не ответил, тогда девушка продолжила. – Так страшно бывает, когда предают любимые.
И, переместив оружие на грудь любимого, выпустила в него несколько пуль. Все замерли, и воцарилась тишина ужаса, а Саша, поддаваясь истерике, прокричала:
– Больно? Мне в тысячу раз больнее!
22 глава
Сердце с глухим стоном разрывалось в груди на мелкие кусочки. Саша прижалась лицом к окну, не замечая, как от ее дыхания остается мутный след на поверхности. Слезы огромными каплями катились по стеклу, вырисовывая дорожки на пятне, а внутри бушевал пожар. Она стояла одна в тамбуре, слыша каждый удар колес о рельсы, и ей казалось, будто это звук выстрела. Девушке хотелось упасть на пол, кататься по нему и кричать, раздирая грудную клетку, чтобы хоть на грамм стало легче. Но легче уже не станет. Александра не знала, что у боли есть звук, оглушающий, громкий и нетерпимый. Этот звук, словно вой башни, убивает все живое внутри. И там, где когда-то была душа, остаются окровавленные опилки. Но почему она не может тогда как набитое чучело не чувствовать ничего? Почему так больно, будто отбиты все внутренности, а сердце опустили в кислоту?
Саша считала, что пережила достаточно и уже закалена. Но предательство любимого убило без шанса на спасение. Мысленно она проклинала эту любовь, приносящую столько муки. Хотела бы жалеть о том, что встретила Ярослава, но не могла, потому что иначе в ней не было бы маленького чуда. Частицы человека, которому готова была отдать жизнь, любила так, что разлюбить равнозначно смерти. Но это ее ребенок, ни в чем не повинный малыш, и для него она дышит. Если бы не кроха, ей было бы не ради чего жить. И как бы не было страшно об это думать, девушка, не раздумывая, покончила бы с собой. Она потеряла все, что только можно потерять. Вынесла столько страданий, сколько и для кучи народа было бы слишком. И все еще стояла на ногах. И пусть эти ноги сейчас дрожат, лишь каким-то чудом не подгибаясь, но Саша знала, ради чего нужно идти вперед. Знала, но пока не могла справиться, не могла пересилить то, что оставляла позади.
Мутными глазами она смотрела на поля, деревья, реки, мелькающие за окном поезда, который уносил ее все дальше и дальше. Девушка наивно надеялась, что чем дальше она будет от места, которое когда-то звала домом, тем легче ей станет. Хотя сама прекрасно знала, что это ложь. Ведь не впервые ей приходилось бежать от самой себя. Но теперь все иначе, пути назад нет, там больше нет ничего. А боль, отчаянье и душераздирающие воспоминания следовали за ней, не давая и шанса на покой.
Не выдержав, сползла по стене и осела. Зажала руками рот, чтобы своим жутким рыданием не перепугать пассажиров. Ей было так больно. Боже, как же ей больно. Так, что кажется, вот-вот разорвет. Перед глазами стояла картина произошедшего, так близко и четко, что девушка даже чувствовала запах пороха. Но уже смутно помнила, как Денис уводил ее, плачущую навзрыд. Она кричала, раздирая глотку: "Не смей никогда ко мне подходить! Ненавижу! Видеть не хочу!" Но половина слов была не разборчива. В машину парень уложил бессознательное тело – не выдержав, Александра потеряла сознание. А потом, придя в себя в квартире Дениса, кричала, зажав рот подушкой. Он не подходил к ней, метаясь по квартире, а она погибала, будучи совершенно здоровой. Даже в кои-то веки паническая атака обошла стороною, видимо, побоявшись добить. И, казалось, тогда, выплакав всю душу, Александра трясущимися руками собрала свои вещи и попросила отвезти ее на вокзал. Все это время Денис молчал, лишь мимолетно она заметила, как блестят его красные глаза. Но ей было не до этого. А прощаясь на перроне, парня словно прорвало. Он просил позволить ему уехать с ней, не хотел отпускать одну. Никаких ненужных слов о чувствах, просто сказал, что хочет быть рядом, только вот девушке это было ни к чему. Да, она хотела бы, честно, хотела бы, если бы только могла, почувствовать к этому парню хоть что-то и забыть свою безумную любовь. Но это было не в ее власти, все внутри умирало, и в сердце больше не осталось ничего. Знала, что больше никогда не полюбит, потому что эта способность умерла вместе с ней прежней.
Огромный поезд стал ей клеткой, в которой Александра не находила себе места, бродила по пустым коридорам, задерживаясь у окон. Она взяла билет в самый дальний конец, в город, о котором не слышала прежде. Ей даже не хотелось думать о том, что ждет впереди. Все, чего девушка жаждала, – это забыться. Но словно наваждение в голову лезли воспоминания, от которых становилось дурно. Ненавистный голос внутри шептал, что больше никогда она не увидит Ярослава, не услышит его голос, не почувствует запах, не коснется кожи. И от этого Саша чувствовала, как болят ее ладони, желая снова коснуться любимого… Любимого, который жестоко разбил ей сердце, предал, не пожалел. Нет, она не хочет больше видеть его лживые глаза и слышать голос, который только и делал, что обманывал. Он умер, умер навсегда, и похоронен на дне ее души. Никогда Саша не придет даже в мыслях на его могилу, не будет искать ее внутри себя. Больше нет, ушел, испарился, исчез, забрав все, что было в ней живого, навсегда. И пусть ей до ужаса горько, больно до потери пульса, пусть хочется вырывать волосы и раздирать кожу, она не позволит себе снова достать его со дна души. Не было последних счастливых лет, все было сказкой, в которую поверила. Не было ничего хорошего, ничего настоящего, только ложь. Только ложь, которая разрушила все до основания. И как бы Александра не пыталась убежать, знала, что от самой себя не убежишь. И еще долго воспоминания о предательстве будут сводить с ума, еще много лет она будет оплакивать погибшую любовь, у которой нет шанса на воскрешение. Много впереди бессонных ночей, куча дней, которые проведет как в прострации, но никогда не будет больней, потому что просто уже не может.
Разлепляя мокрые ресницы, снова боялась закрыть глаза, потому что тогда перед ними возникало лицо Ярослава. Но там, в ее разуме, он был не один – обнимал и ласкал другую женщину. Все позади, но почему от такого представления хочется разбить себе голову? Саша разорвала этот проклятый круг, уносилась все дальше и дальше, но от этого лишь было тяжелее.
23 глава
Наверное, петля времени действительно существует. И человек может застрять в своих воспоминаниях настолько глубоко, что перестает воспринимать реальность. Вот и Саша зависла где-то между прошлым и будущим, которое себе пророчила. Она пыталась отпустить и забыть, запрещала себе думать, но все было тщетно. Стоило опустить голову и посмотреть на округлившийся живот, как сразу вспоминала последнюю ночь в объятиях Ярослава. Только в ее мыслях у него больше не было имени, девушка превратила его в тень, без лица, без имени, без прощения. Саша не могла даже ненавидеть Яра, потому что не хотела. Ненависть – это тоже чувство, для которого нужно отвести место в душе, а для Барсова ни в ее душе, ни в сердце больше места нет. Но легко говорить, а сделать в тысячу раз сложнее. Она упорно пыталась выдворить все воспоминания о нем из памяти, но это было бесполезно. Он завис где-то посередине между полкой с забытым и полкой с теми, кто дорог. На первую давно сложила отца, который не был отцом, дом, в котором выросла, подруг, которых уже не помнила, мать, которую не знала, и уютный коттедж в Тивертоне, в котором когда-то была счастлива.
