– Я свидетель преступления: вокруг сотни людей, а карточки проверить некому.
Саня усмехнулась.
– Ты явно не настроен работать.
– Позволь напомнить, что у меня контракт вчера закончился. Ты мне больше не хозяйка.
В последнее время стало трудно понять, когда Стас шутит, а когда злится. У него интонация теперь была только одна: шутливо-дерзкая, взвинченная до предела.
Саня сдалась. Она вежливо улыбнулась, пряча грусть, и ушла проверять карточки в одиночестве.
Следующие несколько часов Стас общался с кем угодно, только не с ней. Словно лимит его внимания она исчерпала за год, и больше ни минуты не осталось для нее. Это было невыносимо. Кажется, усилия по изучению слова «прощай» пойдут прахом: Архипов просто-напросто не даст ей возможности высказаться.
Оставалось надеяться, что он отдохнет недельку, придет в себя — и они смогут нормально общаться. Саня слышала, что Большой Босс предложил Стасу работу, а значит, видеться с бывшим охранником можно будет часто. Все же в одном городе живут.
Эта мысль успокаивала и давала зыбкую надежду не потерять Стаса из поля зрения.
В свадебной суете день пролетел очень быстро, и прием уже заканчивался, когда Настя вдруг решила устроить сюрприз. Невеста вышла на сцену, которую специально установили в саду (музыкантами на свадьбе была московская группа «Лейбл»), и громко объявила:
— Мы с Цербером уже дошли до того состояния, что готовы петь. А споем мы для наших свидетелей — это о них, для них. Санька, Стас — на выход!
Саня не переносила подобные выходки, но не хотелось обижать молодых. Глубоко вдохнув, она послушно вышла в центр танцевальной площадки. Стас, явно взбешенный, не присоединился к ней, даже не пытаясь выглядеть благодарным. Он не сдвинулся с места, оставшись у края площадки. Сунул руки в карманы брюк и усердно изучал свои ботинки, притворяясь глухим.
Тогда Саня сама подошла к нему и протянула руку:
— Потанцуешь со мной?
Стас поднял взгляд, без единой эмоции под непроницаемой маской. Он не взял ее за руку, но все-таки согласился и вышел на площадку.
Когда заиграла музыка, Сане будто под дых ударили. Это была песня «Вдвоем». Ну, Настька!.. Специально устроила концерт, чтобы свидетельница вконец расклеилась.
…Господи, как будто целая жизнь прошла с тех пор, с того самого предновогоднего вечера, когда Саня напилась и вместе с Настей орала песни на заляпанной слякотью крыше. А потом поехала к Стасу и от тоски пыталась его соблазнить… А потом сбила его с ног, спасая от чужой мести… Картинки прошедшего года замелькали перед глазами, так что дыхание перехватило, захотелось плакать.
«Молодец, разрыдайся еще на свадьбе подруги!» — возмущался разум.
«Поплачь, легче станет», — жалело сердце.
Стас нехотя коснулся ее, словно ему было в тягость танцевать с ней. Одной рукой обнял за талию, другой сжал ладошку и положил себе на грудь, так и не выпустив из крепких пальцев. Они стояли слишком близко, от свежего аромата кружило голову, и Саня так разнервничалась, что едва переставляла ноги.
— Устала? — расценил по-своему ее поведение Арес.
Она кивнула.
«Мы можем стать с тобой океанами, и нас разделят с тобой материками», — пела Настя…
«Ну почему мне так плохо? — паниковала Саня, ощущая на себе руки Стаса. — Почему я боюсь отпустить его?»
«Потому что любишь», — заныло сердце, но разум выкрутился: да, конечно — как лучшего друга, родственную душу.
— Саша, ты в порядке? Бледная какая-то.
Господи, как это все вынести? Как научиться жить без его голоса?.. Нет-нет, они же будут часто видеться, рассказывать друг другу байки, как и прежде.
— Да, все хорошо.
— Я собирался сказать… Я уезжаю.
Саня не сразу осознала его слова.
— К-куда? Надолго?
— Лет на пять, а может больше. Пока точно не знаю. Терехов дает мне место в американском филиале. — Тон его голоса был сухим и безразличным, как будто они обсуждали погоду.
Сане казалось, что она проглотила колючку, и та застряла в глотке.
— Поздравляю, — с трудом выговорила. — Я была уверена, что все у тебя получится. 1cb9937
Голова закружилась, от шока умолкли и сердце, и разум, и больше не было сил терпеть тепло его рук. Еще мгновение — и она просто-напросто умрет.
— Без тебя ничего этого не было бы, — сказал он, на этот раз благодарно, но в сердце отпечатались только два слова: «Без тебя».
Без него…
Мир внутри перевернулся. Песня закончилась, и нужно было сдвинуться с места, но Саня не могла. К счастью, увидела взволнованное лицо Насти, и это привело в чувства; получилось улыбнуться, игриво поклониться гостям и спешно уйти, чтобы не портить праздник. Бегом, туда, в дом… чтобы вдохнуть и не чувствовать страшного, леденящего опустошения.
— Саша!
Окрик Ареса заставил резко захлопнуть за собой дверь первой попавшейся комнаты, отступить и прислониться затылком к холоду крашеной стены.
«Я не люблю его, не люблю!» — в ужасе повторяла она, зажмурившись.
Но становилось только хуже. Потому что врала себе и знала, что врала.
Глава 14
Дверь распахнулась, и в комнату вошел обеспокоенный Стас.
— Саша, тебе плохо, я же вижу. — Он приблизился и притянул ее к себе, обнимая. — Ты дрожишь… Ты заболела.
Она рассмеялась, с какой-то чужой ноткой злости в голосе, и слезы полились по щекам.
— Когда ты уезжаешь? — спросила хриплым шепотом.
— Утром… Вызвать врача?
— Утром?! Это же почти уже сейчас!
Она так много хотела ему сказать, но хорошо помнила, как просила когда-то не трогать ее, а он обещал не подрезать ей крылья. Теперь пришла ее очередь отпустить его, позволить взлететь, поэтому она молчала, да и не было сил говорить. Только вымучила:
— Я… буду по тебе очень скучать.
В глазах Стаса промелькнул осколок острого сожаления, и он погладил ее по волосам, как ребенка.
— Ну-ну, светлая моя, не расстраивайся. Поплачешь в подушку два дня и вернешься к расписанию. У тебя ведь вся жизнь по сценарию. Хоть «Оскара» давай.
— Мы можем звонить друг другу, — с надеждой предложила она, прислонившись щекой к его белой рубашке.
— Не нужно. Если я увижу тебя или услышу голос, то все брошу и помчусь в Москву, чтобы проверить твой график и отогнать поклонников… Саша… Ты мой самый близкий человек, хочу, чтобы ты это знала. Если у меня все получится, то я вернусь. Буду нянчить твоих детей и слушать нытье Владимира.
И в этот момент в Сане что-то надломилось — тот панцирь, которым она покрыла когда-то свое сердце, отгородившись от Стаса. Хотелось умолять его остаться, но это желание было настолько эгоистичным, что так и не сорвалось с языка, оставив горечь во рту.
