— Избавить от своего общества? Этого ты хочешь? — зло спрашивает он, придвигаясь ко мне.
— Я хочу, чтобы ты прекратил винить меня, — успеваю произнести, прежде чем он толкает меня к стене.
Вжав меня в стенку лифта, он снова хватается за мой подбородок. На этот раз держит крепко, причиняя легкую боль.
— А кого мне винить, Саша? Кого мне винить за боль, что ломала меня не один месяц? Боль, что рвала меня на части, словно дикий оголодавший зверь! Боль, что подобно кислоте разъедала мою душу! Скажи, кого винить?! — озлобленно спрашивает Кирилл, а после целует меня. Жадно. Болезненно. Остервенело. Собственнически.
Его поцелуй лишает меня воли. Подчиняет. Не дает сделать даже вдоха.
Кирилл терзает мои губы и с силой сжимает в объятьях. В его прикосновениях нет той нежности, что всегда присутствовала раньше по отношению ко мне. Он наказывает меня. А я послушно принимаю наказание. Не сопротивляюсь. Но и не отвечаю на поцелуй.
Мне горько. Моя душа плачет, а сердце болезненно сжимается в груди.
Именно грубое отношение Кирилла ломает что-то внутри.
Егор почти всегда был груб со мной, но я так болезненно не реагировала на его грубость.
Грубость же Кирилла — вызывает слёзы и глухую ноющую тоску.
Как только Кирилл отрывается от моих истерзанных губ, отталкиваю его от себя и, проскользнув мимо него, нажимаю кнопку запуска лифта.
Глаза жжет от слез. В груде пылает обида.
Чтобы унять дрожь, сотрясающую меня от эмоций, обхватываю себя руками.
— Саша, — хрипло зовет Кирилл.
— Молчи. Не говори со мной, — отвечаю ему с надрывом. На него не смотрю. Не могу. Иначе сорвусь и позорно разревусь.
Как только лифт останавливается и двери открываются, стремительно выхожу и прямиком иду на выход.
Чувствую, что Кирилл следует за мной, но так и не поворачиваюсь.
Как только оказываюсь на улице, спешу к своей машине, напрочь игнорируя окрик Кирилла.
— Поехали, — захлопнув за собой дверь, бросаю Андрею.
Машина трогается раньше, чем Кирилл успевает приблизиться.
Глава 17
Последующий месяц я никак не пересекаюсь с Кириллом.
Всячески пытаюсь вычеркнуть его из своих мыслей, забыть о нём, как когда-то давно уже делала, чтобы сберечь остатки своего разбитого сердца.
Я работаю на износ, абсолютно себя не жалея, и в конечном итоге мой организм даёт сбой.
Мне становится плохо прямо на рабочем месте. Я чуть не теряю сознание, и моя секретарша, в этот момент получавшая от меня задание, всполошившись не на шутку, вызывает Скорую прямо в офис.
Как итог, приехавший по вызову врач настоятельно рекомендует мне как следует отдохнуть. И хорошо питаться.
Каким-то образом прознавший о том, что мне стало плохо, Давид Рустамович, ворвавшийся в мой кабинет еще раньше приезда Скорой, заверяет врача, что проследит, чтобы я в ближайшие дни, а то и неделю, не появлялась на работе.
Мои протесты никто не слушает.
Вот так неожиданно у меня выдаются выходные.
Первые полутора суток я послушно провожу в кровати. Принимаю выписанные мне витамины, хорошо питаюсь и умираю от скуки. Я уже привыкла быть постоянно чем-то занята, и безделье меня убивает.
Но все мои попытки встать с кровати пресекает Валентина Петровна. Женщина грозится позвонить Давиду Рустамовичу, который привез меня домой после того случая, и нажаловаться на меня.
Угроза действует, я ложусь обратно в постель. Мне не хочется лишний раз тревожить занятого и, по сути, постороннего мужчину, который слишком сильно в последнее время стал обо мне печься.
На мой телефон то и дело приходят от него СМС с вопросами о самочувствие. Он интересуется, нужно ли мне что-то, заверяет, что может доставить всё необходимое. Я вежливо отказываюсь, говорю, что всё необходимое у меня есть и тревожиться не стоит.
С одной стороны, такая забота приятна. Но с другой, напрягает. Я ведь уже не маленькая девочка и понимаю, что его забота вызвана интересом ко мне как к женщине. А я абсолютно не готова к отношениям. Даже с таким прекрасным мужчиной, как Давид Рустамович.
Ещё мне почти каждый день пишет Матвей. Он постоянно зовёт меня на свидания, присылает смешные забавные ролики и картинки. Мои отказы он принимает с невозмутимым спокойствием. Говорит: «Значит еще не пришло время. Я подожду».
Его настойчивость восхищает. Такого упертого и легкого в общении мужчины я никогда в своей жизни еще не встречала. Егор не в счет. Тот был не упертым, а наглым. Эгоистичным. Думающим только о своих желаниях.
Матвей же открылся для меня совсем с другой стороны. Он оказался прекрасным образованным собеседником. Ему удаётся рассмешить меня. Я не чувствую неудобства в общении с ним.
Я сама не замечаю, как начинаю с азартом слать ему в ответ понравившиеся мне веселые ролики. Жду его СМС-ки каждое утро.
Мы с ним сближаемся. Общение с ним для меня как глоток свежего воздуха. Я снова ощущаю себя молодой девушкой, которая ничего толком в своей жизни еще не видела.
Внезапно вспыхнувших чувств к Матвею у меня нет. Он мне нравится, но скорее как собеседник, друг. Как мужчину я его не рассматриваю по простой причине: отношений я все еще не хочу. Я боюсь их. Даже мысль о близости с мужчиной вызывает тошноту.
Егор оставил неизгладимый след в моей душе. Травмировал мою психику. Я до дрожи боюсь секса.
Все чаще у меня появляются мысли, что я никогда больше не смогу подпустить к себе ни одного мужчину.
Мой погибший муж незримой тенью нависает надо мной. Следит, чтобы я хранила ему верность до смерти.
Передернув плечами, сбрасываю сковавшее меня напряжение, вызванное воспоминаниями о Егоре.
Только собираюсь отправиться в ванную и как следует там расслабиться, как телефон оживает.
Звонит отец.
— Привет, пап, — отвечаю родителю.
— Привет, детка. Как ты себя чувствуешь?
— Валентина Петровна, да? — хмыкнув, спрашиваю у него.
Вот же неугомонная и чересчур заботливая няня мне досталась.
— Она самая, — со смешком подтверждает отец. — Так как ты?
— Всё хорошо, пап. Я в порядке. Простое переутомление.
— Ты слишком много работаешь. Совсем себя не бережешь, — с грустью произносит он.
— Мне приходится много работать, чтобы оправдать оказанное мне доверие, пап. Я самый молодой гендиректор такого уровня. К тому же — женщина. Я должна работать больше и усерднее.
— Ты главный акционер, дочка. У тебя пятьдесят два процента акций. Ты ничего и никому не должна, — строго отвечает мне отец. — Тебе следует беречь себя ради сына. Кстати, как там мой внук?
