— Rends-toi!
[33] — крикнул он, наставляя дуло, но Хорнблауэр ударил его коленом в подбородок — француз от боли запрокинул голову и выронил пистолет.
Хукер и Кристел с матросами упирались в борт трехпалубника запасными реями, ветер тоже гнал его прочь. Корабли расходились. Кто-то из французов успел перепрыгнуть на свой корабль, кто-то прыгнул в море. Остальные — человек пять или шесть — бросали оружие. Один не успел — пика вонзилась ему в живот. Ветер гнал французские корабли от изувеченного «Сатерленда», уносил дым. Солнце засияло над обезображенной палубой, грохот пальбы стих, как по волшебству.
Хорнблауэр стоял со шпагой в руке. Матросы загоняли пленных в люк. Шум стих, но яснее в голове не стало, — напротив, он ничего не соображал от усталости. Ветер вынес их в залив, «Плутон» и «Калигула» так и не появились — только «Кассандра» на горизонте беспомощно наблюдала за схваткой. Два французских корабля, почти такие же неуправляемые, как «Сатерленд», дрейфовали неподалеку. На борту трехпалубника Хорнблауэр различил черные разводы — это сочилась из шпигатов человеческая кровь.
Двухпалубник все разворачивался: вместо продырявленного борта Хорнблауэр увидел сперва корму, потом другой борт. Он тупо следил глазами, не задумываясь, что это значит. И тут оглушительно взревели пушки, и на «Сатерленд» обрушился бортовой залп. Щепки полетели от останца фок-мачты, рядом с Хорнблауэром колоколом бухнула пораженная ядром пушка.
— Довольно! — бормотал Хорнблауэр. — Бога ради!
Обессилевшие моряки кое-как вставали к пушкам. Джерарда нигде не было, но Хукер — молодец мальчик! — распределял оставшихся людей. Однако навести орудия не было никакой возможности, а люди валились от усталости. Еще бортовой залп — ядра прочесывали палубу, круша все на своем пути. Хорнблауэр слышал как бы тихий подголосок к грохоту неприятельских орудий — это стонали по всему кораблю сваленные где попало раненые. Канонерские лодки на веслах осторожно подбирались к корме. Скоро они начнут стрелять в ватерлинию сорокадвухфунтовыми ядрами. Солнце, синее небо, синее море, зеленовато-серые испанские холмы, золотой песок и белые домишки Росаса — Хорнблауэр смотрел, и смотреть ему было больно.
Еще бортовой залп — рядом с Хукером убило двоих.
— Флаг, — сказал Хорнблауэр сам себе. — Мы должны спустить флаг.
Но на «Сатерленде» не осталось флага, нечего было спускать, и Хорнблауэр по пути на шканцы напряженно думал, как тут выкрутиться. Громко ухнула сорокадвухфунтовка одной из канонерок, палуба под Хорнблауэром содрогнулась. Хукер был на шканцах, с ним Кристел и плотник Хауэлл.
— Четыре фута воды в льяле, — сказал последний. — Помпы разбиты все.
— Да, — сказал Хорнблауэр без всякого выражения. — Я капитулирую.
Он прочел одобрение на серых лицах своих офицеров, но больше ни слова не произнес. Если бы «Сатерленд» затонул вместе с ними, это решило бы все проблемы, однако надеяться на такой простой исход не приходилось. Под безжалостным обстрелом он будет постепенно, палуба за палубой, наполняться водой. Может быть, они будут тонуть сутки — тогда их раньше внесет под пушки Росаса. Остается капитулировать. Хорнблауэр вспомнил других британских капитанов в сходных обстоятельствах. Томпсон на «Леандре», капитан «Свифтшура» и тот несчастный из эскадры Сомареса в Альхесирасском заливе — все они спустили флаг после долгого и неравного сражения
[34].
С двухпалубника что-то кричали — слов Хорнблауэр не разобрал. Наверно, предлагают сдаваться.
— Oui! — закричал он. — Oui!
Вместо ответа громыхнул новый бортовой залп. Снизу донеслись треск древесины, крики.
— О господи! — сказал Хукер.
Хорнблауэр понял, что его спрашивали о чем-то другом, и тут же его осенило. На негнущихся ногах он сбежал вниз, в неописуемый хаос того, что осталось от его каюты. Матросы у пушек отупело смотрели, как он разгребает обломки. Наконец он нашел, что искал, и выбежал на палубу с охапкой пестрой материи.
— Вот, — сказал он, отдавая ее Кристелу и Хауэллу. — Перебросьте через борт.
То был трехцветный французский флаг, изготовленный по его приказу, чтобы обмануть гарнизон Льянсы. При виде флага матросы в канонерских лодках взялись за весла и двинулись к борту. Хорнблауэр ждал с непокрытой головой. Они заберут у него наградную шпагу. А другая наградная шпага заложена в лавке у Дуддингстона — он никогда ее не выкупит. Карьера его кончена. Разбитый остов «Сатерленда» с триумфом отбуксируют в Росас — когда еще Средиземноморский флот соберется за него отомстить, отбить у врага или сжечь вместе с искалеченными победителями на огромном погребальном костре? Впереди долгие годы плена — увидит ли он когда-нибудь ребенка, которого родит ему Мария? Леди Барбара прочтет в газетах, что он сдался на милость неприятеля, — что подумает она? Но солнце пекло голову, и он очень, очень устал.
Дурной самаритянин
[35] Рассказ
Это случилось, когда двухпалубный семидесятичетырехпушечный корабль его величества «Сатерленд» под командованием капитана Горацио Хорнблауэра проходил к северу от Гибралтара по пути к месту встречи в западной части Средиземного моря.
С левого борта тянулось испанское побережье, справа на горизонте еле-еле проступали горы одного из Балеарских островов, Ибицы.
Испания сейчас была союзницей Англии, и в задачи «Сатерленда» не входило чинить помехи ее торговле или топить ее военные корабли. Противник Англии, Франция, в своем захвате Испании еще не продвинулся так далеко на юг.
Именно для поддержки союзников в Каталонии, где сейчас шли бои, «Сатерленд» и отправили на север, — по крайней мере, так подозревал Хорнблауэр.
Покамест же ему почти не о чем было заботиться: полная команда, исправный корабль и никаких особых дел, пока «Сатерленд» не прибудет в назначенное место. Очередной период перехода от одного служебного долга к другому, и Хорнблауэр от всей души наслаждался кратковременной свободой.
