Пробило восемь склянок, позвали подвахтенных. Буш вышел сменить Джерарда на шканцах. Хорнблауэр почувствовал на себе пристальный взгляд первого лейтенанта и сделал суровое лицо. Он взял себе за правило не говорить без необходимости и так был этим правилом доволен, что намеревался следовать ему и впредь. Вот и теперь он с удовольствием не обращал внимания на Буша, который нет-нет да и поглядывал на него озабоченно, словно пес на хозяина, готовый в любую минуту откликнуться. Тут Хорнблауэру пришло в голову, что выглядит он довольно жалко: взъерошенный, небритый и, вероятно, зеленый от морской болезни. В расстроенных чувствах он зашагал вниз.
В каюте он сел и закрыл лицо руками. Мебель раскачивалась в такт скрипению переборок. Пока он не смотрел на качающиеся предметы, его по крайней мере не выворачивало. После Уэссана можно будет лечь и закрыть глаза. Тут вошел Полвил, балансируя подносом, как заправский жонглер.
— Завтрак, сэр, — объявил Полвил и продолжил словоохотливо: — Не знал, что вы встали, сэр, пока левая вахта не сообщила мне по пути вниз. Кофе, сэр. Мягкий хлеб, сэр. На камбузе горит огонь, если пожелаете, сэр, я в два счета поджарю ломтики.
Хорнблауэр с внезапным подозрением взглянул на слугу. Полвил не предложил ему ничего, кроме хлеба, — ни отбивной, ни ветчины — ничего из тех вкусных и дорогих вещей, на которые капитан так безрассудно раскошелился. А ведь Полвилу известно, что он со вчерашнего дня ничего не ел, и Полвил имеет обыкновение пичкать его даже чрезмерно. С чего бы это Полвил вдруг предлагает ему французский завтрак? Под взглядом Хорнблауэра обычно невозмутимый Полвил потупился — это подтверждало подозрение. Для Полвила не тайна, что его капитана укачивает.
— Поставьте на стол, — буркнул Хорнблауэр, не в силах сказать что-либо еще.
Полвил поставил поднос, но не уходил.
— Когда вы мне понадобитесь, я позову, — сказал Хорнблауэр сурово.
Сжав руками виски, он попробовал припомнить вчерашний день. Не только Полвил, но и Буш с Джерардом — а значит, и вся команда — знают о его слабости. Стоило задуматься, и он припомнил кое-какие мелочи, утвердившие его в этой догадке. Сперва он просто расстроился, даже застонал. Потом разозлился. Наконец верх взяло чувство юмора, и Хорнблауэр улыбнулся. Тут ноздрей достиг приятный аромат кофе. Он потянул носом: запах пробуждал одновременно голод и отвращение. Победил голод. Хорнблауэр налил и отхлебнул кофе, тщательно избегая останавливаться взглядом на качающихся предметах. Почувствовав в желудке блаженную теплоту, он машинально откусил хлеб и, только очистив поднос, засомневался, стоило ли это делать. Однако удача ему сопутствовала: не успела накатить новая волна дурноты, как в дверь постучал мичман и сообщил, что видно землю. Начав действовать, Хорнблауэр позабыл о морской болезни.
С палубы Уэссан был еще не виден, только с мачты, а лезть по вантам Хорнблауэр не собирался. Ветер свистел, перебирая натянутые тросы у него над головой. Он глядел на серое море, туда, где лежала за горизонтом Франция. Из всех приметных морских ориентиров остров Уэссан, быть может, чаще других фигурировал в английской морской истории: Дрейк и Блейк, Шовелл и Рук, Хоук и Боскауэн, Родни, Джервис и Нельсон — каждый в свое время глядел отсюда на восток, как сейчас Хорнблауэр. Три четверти британского торгового флота огибали Уэссан на пути в дальние края и возвращались домой. Лейтенантом под началом Пелью Хорнблауэр мотался на «Неустанном» в виду Уэссана во время блокады Бреста. В этих самых водах «Неустанный» и «Амазонка» загнали «Друа-де-л’ом» в полосу прибоя, отправив на тот свет тысячу французских моряков. Подробности этого яростного сражения тринадцатилетней давности он помнил так же отчетливо, как бой с «Нативидадом» всего шесть месяцев назад, — признак надвигающейся старости.
Хорнблауэр стряхнул накатившую на него задумчивость и занялся делами: проложил курс на Финистерре и заставил индийцев ему следовать — первое оказалось значительно проще второго. Целый час пришлось сигналить и даже палить из пушки, прежде чем ведомые удовлетворительно повторили сигналы, Хорнблауэру казалось, что шкиперы нарочно не понимают сигналов, перевирают или оставляют без внимания. «Лорд Морнингтон» десять минут держал сигнал приспущенным, словно нарочно, чтобы его было не прочесть. Только когда «Сатерленд» приблизился почти на расстояние окрика, а Хорнблауэр дошел до точки кипения, сигнальный фал наконец распутали и подняли флажки правильно.
Видя это, Буш язвительно хохотнул и заметил, что индийцы еще бестолковей военного корабля в начале плавания, но Хорнблауэр сердито затопал прочь, оставив Буша таращиться ему вслед. Нелепое происшествие разозлило Хорнблауэра: он боялся, что сам выглядит нелепо. Зато он на время позабыл про морскую болезнь и, только простояв некоторое время в одиночестве у правого борта — Буш тем временем отдавал приказы, по которым «Сатерленд» вернулся к позиции на ветре от каравана, — и успокоившись, вновь ощутил тревожные симптомы. Он уже шел вниз, когда внезапный крик Буша вернул его на шканцы.
— «Уолмерский замок» привелся к ветру, сэр!
Хорнблауэр поднял подзорную трубу и направил ее за левый борт. «Уолмерский замок» — передовой корабль каравана — был от «Сатерленда» дальше всего, милях примерно в трех. Ошибиться было невозможно — корабль повернул и теперь несся в наветренную сторону.
— Они сигналят, сэр, — сказал Винсент, — но я не могу прочесть. Может быть, номер двадцать девять, но это «прекратить сражение» — не это же они хотят сказать.
— Эй, на мачте! — заорал Буш. — Что видите на левой скуле?
— Ничего, сэр!
— Тот сигнал спустили, сэр, — продолжил Винсент. — Вот подняли новый. Номер одиннадцать, сэр. «Вижу неприятеля».
— Эй, Сэвидж, — сказал Буш. — Берите подзорную трубу и лезьте на мачту.
Следующий корабль в рассыпанной колонне тоже привелся к ветру. Сэвидж был на середине вант, когда впередсмотрящий закричал:
— Вижу их, сэр. Два люгера на левой скуле.
Люгеры возле Уэссана — французские каперы и никто больше.
Быстрые, маневренные, с большой командой, опытом не уступающей британскому флоту, они пойдут на любую опасность, лишь бы захватить богатенького остиндийца. Такая добыча озолотит их капитанов. Буш, Винсент и все остальные на палубе взглянули на Хорнблауэра. Если он потеряет хоть один из доверенных его заботам кораблей, то безнадежно уронит себя в глазах Адмиралтейства.
— Свистать всех наверх, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. Взволнованный приближением боя, он позабыл о драматической стороне дела и не рисовался перед подчиненными; впрочем, занятый расчетами, он и так не обнаружил волнения.
Все остиндийцы несут пушки — у «Лорда Морнингтона» так по восемнадцать орудийных портов в каждом борту, — и на большом расстоянии они от капера отобьются. Поэтому люгеры постараются взять их на абордаж — ни абордажные сетки, ни команда торгового судна не остановят снедаемых алчностью французов. Люгеры будут маневрировать, чтобы отрезать кого-то из индийцев от «Сатерленда», — пока тот будет лавировать против ветра, французы захватят судно и уведут из-под самого его носа. До этого доводить нельзя, однако индийцы тихоходны, команда «Сатерленда» не обучена, а французы маневрируют с быстротой молнии — к тому же их двое, отбиваться придется сразу от обоих.
