Пока он мучительно подбирал слова, чтобы описать вылазку в Этан-де-То возле Сета, в дверь постучали, и на его «войдите» вошел Лонгли.
— Меня послал мистер Джерард, сэр. На правой скуле видна эскадра.
— Флагман там?
— Да, сэр.
— Хорошо. Передайте мистеру Джерарду мои приветствия и попросите его взять курс на эскадру.
— Есть, сэр.
Значит, донесение надо адресовать адмиралу, а не капитану Болтону, и закончить в оставшиеся полчаса. Хорнблауэр обмакнул перо в чернильницу и лихорадочно застрочил, описывая расстрел армии Пино и Лекки на прибрежной дороге между Мальгратом и Аренс-де-Маром. Его самого поразило, когда он подсчитал: итальянцы должны были потерять убитыми и ранеными пятьсот-шестьсот человек, не считая тех, кто сбежал или заблудился. Излагать это надо было осторожно, дабы не попасть под подозрение в похвальбе — провинности, с точки зрения начальства, неизвинимой. Вчера пятьсот или шестьсот человек были убиты или искалечены из-за того лишь, что он — деятельный и предприимчивый офицер. Созерцая мысленным взором вчерашние свои свершения, Хорнблауэр видел их как бы двояко: с одной стороны — трупы, вдовы и сироты, мучения и боль, с другой — неподвижные фигурки в белых штанах, рассыпанные оловянные солдатики, цифры на бумаге. Он проклинал свой аналитический ум, как проклинал жару и лежащий перед ним рапорт. Он даже осознавал отчасти, что теперешнее подавленное состояние духа напрямую связано с недавними успехами.
Хорнблауэр подмахнул донесение и крикнул Полвилу, чтобы принес свечу и натопил воску для печати, пока сам он посыпает свежие чернила песком. От жары пальцы липли к размякшей бумаге. Когда он начал подписывать «контр-адмиралу сэру П. Г. Лейтону, К. Б.», чернила расплылись на влажном листе, как на промокашке. По крайней мере, с донесением покончено. Хорнблауэр поднялся на палубу, где пекло уже невыносимо. Металлический блеск неба, заметный еще вчера, сделался сегодня отчетливее: барометр в каюте падал вот уже три дня. Без сомнения, надвигается шторм, мало того — столь долго ожидаемый шторм будет тем более свирепым. Хорнблауэр повернулся к Джерарду и приказал следить за погодой, а при первых признаках ненастья убавить парусов.
— Есть, сэр, — отвечал Джерард.
Два других корабля эскадры покачивались на волнах в отдалении — «Плутон» с тремя рядами орудийных портов и красным военно-морским флагом на крюйс-стеньге, указывающим на присутствие контр-адмирала Красного флага, «Калигула» в кильватере.
— Позовите мистера Марша салютовать адмиральскому флагу, — приказал Хорнблауэр.
После обмена приветствиями по фалам «Плутона» побежали флажки.
— Позывные «Сатерленда», — читал Винсент. — «Занять позицию в кильватере».
— Подтвердите.
Новая цепочка флажков.
— Позывные «Сатерленда», — снова прочел Винсент. — «Флагман капитану. Явиться на борт и доложить».
— Подтвердите. Мистер Джерард, спустите мою гичку. Где полковник Вильена?
— Не видел его с утра, сэр.
— Эй, мистер Сэвидж, мистер Лонгли. Бегите вниз и вытащите полковника Вильену из постели. Он должен быть здесь одетым к тому времени, как спустят мою гичку.
— Есть, сэр.
Через две с половиной минуты капитанская гичка покачивалась на волнах, а Хорнблауэр сидел на кормовой банке. Вильена появился у борта в последнюю секунду и вид имел преплачевный, чему не приходилось удивляться, — два бесцеремонных мичмана, не знающие ни слова по-испански, впопыхах выволокли его из постели и кое-как помогли напялить одежду. Кивер сполз набок, доломан был застегнут криво, перевязь и саблю Вильена держал в руках. Нетерпеливые матросы затащили его в шлюпку — никому не хотелось ронять репутацию своего корабля, заставляя адмирала ждать из-за какого-то испанца.
Вильена плюхнулся рядом с Хорнблауэром. Он был небрит и встрепан, глаза опухшие, как у Хорнблауэра при пробуждении. Испанец бормотал и ворчал со сна, осоловело поправлял одежду, а тем временем гичка, подгоняемая усилиями гребцов, стрелой неслась по воде. Только возле флагмана Вильена окончательно продрал глаза и заговорил, но в недолгое оставшееся время Хорнблауэру уже не пришлось изощряться в вежливости. Он надеялся, что адмирал оставит Вильену у себя, дабы порасспросить о ситуации на берегу.
У борта Хорнблауэра приветствовал капитан Эллиот.
— Рад видеть вас, Хорнблауэр, — сказал он.
Хорнблауэр представил Вильену, Эллиот пробормотал нечто невразумительное и в изумлении уставился на яркий мундир и небритые щеки. Когда с формальностями было покончено, Эллиот с явным облегчением вновь заговорил с Хорнблауэром.
— Адмирал у себя в каюте. Прошу сюда, джентльмены.
В каюте, кроме адмирала, находился его флаг-адъютант, молодой Сильвестр, о котором Хорнблауэру приходилось слышать как о способном офицере, хотя и он, разумеется, принадлежал к знати. Сам Лейтон был в то утро неповоротлив и говорил медленно — в жаркой каюте по его полным щекам ручьями катился пот. Они с Сильвестром мужественно постарались приветить Вильену. Оба сносно говорили по-французски, плохо по-итальянски и, припомнив остатки школьной латыни, кое-как объяснялись на смеси трех языков, но разговор шел туго. С явным облегчением Лейтон повернулся к Хорнблауэру.
— Я хотел бы выслушать ваше донесение, Хорнблауэр.
— Вот оно в письменном виде.
— Спасибо. Но давайте немного послушаем вас самого. Капитан Болтон сказал мне, что вы захватили призы. Где вы были?
Хорнблауэр начал перечислять. Сказать надо было так много, что он смог счастливо опустить обстоятельства, при которых расстался с ост-индским конвоем. Он рассказал, как захватил «Амелию» и флотилию мелких судов у Льянсы. Тяжелое лицо адмирала оживилось при вести, что он стал на тысячу фунтов богаче. Лейтон сочувственно закивал, когда Хорнблауэр объяснил, что вынужден был сжечь последний трофей — каботажное судно около Сета. Хорнблауэр осторожно предположил, что эскадра могла бы с успехом приглядывать за побережьем между Пор-Вандром и Росасом, где после уничтожения батареи в Льянсе негде укрыться французским судам. При этих словах меж адмиральских бровей пролегла чуть заметная морщина, и Хорнблауэр поспешно оставил эту тему. Лейтон явно не любит, чтобы подчиненные ему советовали.
Хорнблауэр торопливо перешел к событиям следующего дня на юго-востоке.
— Минуточку, капитан, — перебил его Лейтон. — Вы хотите сказать, что прошлой ночью двигались на юг?
— Да, сэр.
— Место встречи вы, вероятно, прошли в темноте?
— Да, сэр.
— И вы не потрудились узнать, вернулся ли флагман?
— Я приказал впередсмотрящим наблюдать особо тщательно.
Морщина между бровей Лейтона сделалась отчетливее. Капитаны, особенно на блокадной службе, изрядно досаждают адмиралам тем, что рвутся действовать независимо — хотя бы ради призовых денег — и постоянно изыскивают для этого предлоги. Лейтон явно намеревался пресекать такие попытки в зародыше, мало того, он догадался, что Хорнблауэр, миновав место встречи ночью, действовал с умыслом.
