Это был он. Фрагмент кожи, от головы до пояса, срезанный, а затем грубо сшитый.
Они освежевали его.
Я закричал от ужаса и ярости и не мог остановиться, пока снова не впал в беспамятство.
19
Мне снилось, что меня душат. Мое тело содрогалось от страшных конвульсий, а поблизости ползали освежеванные останки Куида, склизкие и влажные, сочащиеся кровью и покрытые свисающими лохмотьями сырого мяса.
Когда я проснулся, была уже ночь — по крайней мере, мне так показалось. Резко и громко втянув в себя воздух, я сел и простер руки во тьму.
Совершенно обессиленный, снова упал на спину. Какое-то время лежал, тяжело дыша. Тело ныло, конечности будто налились свинцом, и я не мог ни поднять их, ни пошевелить. Я выработал достаточно слюны, чтобы нормально сглотнуть, затем осторожно облизал израненные губы.
Я могу двигаться, подумал я. Я свободен. Меня освободили из ямы.
Я заплакал. Не знаю почему. Мне хотелось думать, что это от облегчения, от радости или, может, просто от чувства свободы. Но, едва начав, я уже не мог остановиться.
Некоторое время спустя, восстановив контроль над эмоциями, я продолжал неподвижно лежать. Дышал, слушал, наблюдал, как окружающая меня комната медленно обретает четкость. Это было небольшое пространство, каменный пол, каменные стены и низкий потолок. Голое, лишенное мебели помещение походило на тюремную камеру и, возможно, ею и являлось. Повернув голову, я увидел в нескольких футах от себя арочный проем. Тогда я понял, что лежу на полу.
Перевернувшись на живот, я попытался встать. Сперва ноги у меня дрожали так сильно, что мне пришлось прижаться к стене. Здесь было гораздо прохладнее. Из проема проникал слабый свет, но меня так шатало, что пришлось какое-то время постоять в темноте. В конце концов я смог сделать несколько шагов. Вместо того чтобы покинуть пределы маленькой комнаты, я стал обходить ее по кругу, преодолев длину дальней стены за пять коротких шагов. Я продолжал кружить по помещению, пока ноги не перестали дрожать и пока ко мне не вернулось самообладание.
За арочным проемом находился узкий коридор. Пройдя по нему несколько футов, я наконец оказался в другой комнате, более просторной и не такой темной. Она была пуста — лишь в центре горела одна-единственная черная свеча, установленная на полу в декоративном медном подсвечнике. Чуть дальше ряд каменных ступеней вел вверх, к источнику более яркого света. Возможно, сейчас вовсе не ночь, подумал я, просто в помещении темно. Я предположил, что нахожусь в недрах церкви. Но они не связали и не заперли меня, почему просто оставили здесь?
Вдоль стены двигались тени. Запах, тошнотворный и зловонный…
Я был не один.
Из дальнего угла комнаты раздался тихий хриплый выдох. Я двинулся назад.
Из темноты появилось лицо и приблизилось к маленькому островку света, отбрасываемого свечой. Существо вроде тех, которые атаковали нас на дороге, наблюдало за мной сквозь пламя. Одетый в лохмотья мужчина. Только это уже был не совсем человек. Истлевшая мертвая кожа была серовато-голубого цвета и потрескавшейся, как глина. Изо рта у существа сочилась желтоватая слизь, будто оно исторгало из себя скисшее молоко. Глаза, на фоне сухой бескровной плоти, были болезненными и влажными. Существо подняло руку, будто прикрываясь от света, мешающего разглядеть меня. Ногти у него были длинными и неровными, как у давно пролежавшего в могиле мертвеца, и оно источало смрад смерти и гнилой плоти. Какое-то время существо изучало меня, по-собачьи поднимая голову и нюхая воздух, затем зашипело и, шаркая ногами, удалилось в темный угол, откуда и появилось.
Уже ничто не могло меня потрясти. Я стал невосприимчив к страху, шоку и неверию. Эти эмоции продолжали жить во мне, только утратили свою силу. Я двинулся через дверной проем и стал подниматься по ступеням к свету, прочь от сидящего в тени чудовища.
Подтвердив свои предположения, я ступил на каменную площадку и оказался в задней части церкви. Температура здесь была значительно выше, и во все окна струился свет. Я не знал точно, как долго я был в отключке, но предполагал, что это был тот же самый день, только вторая его половина.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что я вижу. Я стоял и таращился, пока мой мозг пытался впитать это и переварить.
Сперва я подумал, что в воздухе надо мной парят чудовищно обезображенные люди, наблюдая за мной и корча демонические гримасы. Но оказалось, что это изуродованные трупы, свисающие с потолка собора. Они болтались на крюках, которые были соединены цепями, образующими гигантскую металлическую паутину. Тела застыли в различных отвратительных позах. Кожа у них была растянута так, что готова была порваться, конечности согнуты под неестественными углами. С костей, торчащих из плоти, свисало сырое мясо. Животы и грудные клетки были вскрыты и выпотрошены, глаза выдавлены, лица покрыты порезами. Под болтающимися лоскутами мертвой кожи проглядывала разлагающаяся и кишащая паразитами плоть. Губы были отрезаны, отчего каждый рот напоминал джокерскую ухмылку, демонстрирующую сломанные зубы и окровавленные десны.
Под их невидящими взорами я двинулся вглубь церкви.
Мартин стоял на коленях у дальней стены, перед старым деревянным алтарем, опустив голову в молитве. В остальном церковь была пуста. Вокруг спокойно расхаживала стая кур, а там, где когда-то стояли скамьи, находилось открытое пространство. Грязный каменный пол был усеян нечистотами животных и кусками внутренностей. На дальней стене, над алтарем, красовался огромный, нарисованный кровью знак Странника. На алтаре лежал меч, меч шрамовника, а под ним — его книга. По обе стороны от них горели черные свечи, там же были разложены груды внутренних органов. Многочисленные, наспех нацарапанные кровью символы покрывали территорию. Между алтарем и стоящим на коленях Мартином стоял черный железный котел, наполненный костями животных и людей, плавающими в жутком черном вареве. Исходящее от котла зловоние заставило меня поперхнуться, несмотря на разделяющее нас расстояние в несколько футов.
Мысли о Куиде пришли мне в голову, но я отбросил их в сторону. Я мог лишь надеяться, что после того, что они с ним сделали, он умер быстро. Что касается Гуляки, то о нем я вообще ничего не знал. Возможно, он все еще сидит на том хребте и наблюдает. Ждет подходящего момента, чтобы начать действовать. А может, он тоже уже мертв.
И я буду сам по себе, пока не увижу доказательств обратного.
Когда я двинулся к алтарю, что-то хрустнуло у меня под ногами. Пол был усыпан осколками стекла, некоторые запятнаны кровью. Они образовывали ведущую к алтарю тропу. В основном осколки были раздавлены до состояния крошки, но имелись и более крупные куски. Я поднял самый большой, который только смог найти. Вытер его от пыли о штаны, затем развернул к свету так, чтобы увидеть свое отражение.
Какое-то время я не брился, но отросшая за несколько дней щетина плохо защитила лицо, и оно сильно обгорело на солнце. Губы распухли, потрескались и облезли. Под красными остекленевшими глазами появились темные круги. Волосы спутанные и грязные; одежда рваная, испачканная землей после погребения. На раненом ухе запеклась кровь. Я походил на мертвеца, на не совсем созревшую версию существа из подвала. Я бросил осколок в стену. Тот разлетелся на кусочки, осыпавшиеся дождем на пол.
