— Ну и как тогда он выглядит?
— Он слишком плавный и равномерный. И кровь тоже, видишь, как она размазана сплошной полосой по всему отрезку? Если бы Андре полз сам, так не получилось бы. Пятна и брызги крови, да и сам след, должны быть более прерывистыми и неравномерными. Как когда ползет тяжелораненое животное.
— Понятно, — сказала Куинн, вертя головой. — Значит…
— Значит, раз его тело должно лежать здесь, но его здесь нет, похоже, что… — Джино нахмурился и провел грязной рукой по лицу и успевшей отрасти щетине. — Имею в виду, что если бы я шел по следу какого-нибудь раненого животного, то могу поклясться, что это выглядит, как…
— Как что? Да скажи же, ради бога.
Темными зрачками Джино вперился ей в глаза.
— Это выглядит, будто его тащили.
* * *
Приближался вечер. Небо менялось, медленно оранжевело, будто над океаном разгорался пожар. Ветерок тоже изменился, стал прохладнее, он раскачивал пальмы и шелестел листвой на опушке джунглей. Херм и Даллас подбрасывали прутья в костер, который постепенно разгорался все сильнее. Они думали разжечь большой и жаркий кострище, но веток для большого костра пока не насобирали. Они надеялись, что хвороста хватит до самого утра, но истощение взяло верх. Недостаток воды и пищи еще можно было перетерпеть, но они устали духовно и физически и не смогли натаскать из леса больше хвороста, чем уже принесли, поскольку для этого требовалась подзарядка.
Во временном лагере Мердок не терял сознания уже дольше, чем раньше. Харпер сидела в паре футов от капитана, на большой выброшенной на берег коряге. Она плакала, неохотно жуя ломтик кокоса, который Даллас сумел расколоть после того, как полчаса бил по нему острым камнем. Потом они с Хермом съели еще один кокос, выпили из него молоко и покормили Мердока, когда тот пришел в сознание и смог жевать сам. Остальные кокосы приберегли для Куинн и Джино.
С тех пор как вернулись в лагерь, Харпер, Даллас и Херм почти не разговаривали. Они сосредоточенно делали, что было сказано, в страхе размышляя о жуткой находке. Даллас то и дело выжидающе поглядывал на джунгли, в надежде, что Куинн и Джино вот-вот благополучно вернутся. Попив самую малость и пожевав кокосов, он рассматривал себе руки, все в маленьких порезах и царапинах. Заостренными камнями кокосы колются легче, но по израненным рукам видно, как тяжело работать камнями. Даллас вздохнул и поднялся на ноги, он прошел к воде и ненадолго опустил в нее руки, смыл кровь в набегавших и отбегавших волнах.
— Думаешь, найдут его?
Даллас мигом обернулся.
— Извини, — сказал Херм, подойдя незаметно, — не хотел тебя пугать.
Даллас кивнул, но промолчал. Ему теперь совсем не хотелось разговаривать.
— Ну, так как?
— Что?
— Думаешь, его найдут?
— Не знаю, Херм.
— Только между нами, — сказал он и тоже присел. — Странно это все.
Кровь с рук уже смылась, но Даллас все подставлял их нежному прибою.
— Если Андре напоролся на риф, — продолжил Херм, — и ему аж оторвало руку, если она и впрямь отпала, когда Андре зашел в джунгли, тогда где кровь?
— Ты о чем? Там все было залито кровью.
— В джунглях, да, но на песке ее не было. Подумай-ка. Если рука у Андре едва держалась, когда он добрался до берега, значит, кровь из него так и хлестала. Даже если следы крови возле берега ночью смыло водой, через пляж к джунглям должен был вести кровавый след. Даже сильный дождь не смыл бы его полностью. Но на песке нет крови. Кровь была лишь там, где мы нашли руку.
До сего момента Даллас слушал лишь вполуха. Но от выкладки Херма его будто по щеке хлестанули, и он поймал себя на мысли, как сам до этого не додумался. В джунглях он засомневался, но это же было так очевидно.
— Да, ты… ты это точно подметил.
— Знаю. — Херм рассеянно засунул палец под парик и почесал голову. — А это говорит о том, что Андре не обрывал руку об риф. Ее отхватили там, где мы нашли, — в джунглях.
Даллас настолько вымотался, что не мог мыслить ясно, и, что хуже, уже начинал к этому привыкать.
— Резонно. Даже очевидно, по-моему, но…
— Да, после всех передряг и в таком положении никто из нас не может похвастаться ясностью рассудка.
Даллас заставил себя сосредоточиться и хоть как-то упорядочить мысли.
— Тогда что с ним случилось?
— В том-то и дело, верно?
— Ты говорил об этом Харпер или Мердоку?
— Нет, не вижу особого смысла. Харпер уже дошла до ручки. Насколько я могу судить, она на грани нервного срыва. А Мердок пока еще плохо соображает.
Даллас поднялся на ноги, протер глаза.
— С ума сойти.
— Мы на острове не одни, Дэл.
Даллас провел мокрыми руками по лицу — по шее и груди побежали капли воды. Недалеко от берега снова появились акулы — они приплывали каждый день, на рассвете и на закате.
— Да брось, мужик, мы…
— Тогда кто? Или что-то, или кто-то, но не этот клятый риф. Нам надо убираться отсюда, и…
— Да как уберемся? Улетим, что ли? Некуда плыть.
— А я говорю…
— Успокойся.
— Мы здесь не одни.
— Говори тише. К тому же ты не знаешь точно.
— Нет, знаю. И ты тоже. Поэтому и говорю. Я знаю тебя слишком давно, дружище.
— У меня нет ответов на все вопросы, но нам надо держаться вместе как можно крепче. Не спеши с выводами.
Херм поднялся, упер руки в бока и посмотрел на океан, встав, как он, наверное, думал, в геройскую позу. При всем желании казаться храбрым и невозмутимым, вид у него был глупый, как у неуверенного, невесть как оказавшегося здесь учителя средней школы, кем он, собственно, и был. Отношения у Далласа с Хермом всегда были непринужденными, в школе они коллеги, а после работы — просто друзья. И даже теперь, в этой чрезвычайной ситуации, Даллас не мог избавиться от того Херма, которого так хорошо знал. Вот он прогуливается по школьным коридорам и острит со школьниками. Этот бедолага делал вид, что ученики любят его, но на самом деле большинство потешалось над ним за спиной. Смеялись над его париком, глумились над его манерами и отвратительно передразнивали его.
— Извини, — тихо сказал Даллас.
— За что?
— Если бы я не пригласил тебя поехать с нами, ты бы…
— Не будь дураком. Я хотел поехать. Если честно, я был очень рад, что вы меня взяли. Я чувствовал себя немного неловко, раз один из всех явился без пары, но мне пора бы уже привыкнуть, верно?
— Мы выберемся отсюда. Выберемся так или иначе.
— Устал я страшно, — сказал Херм.
