Даллас присел рядом с Мердоком и осторожно тронул за руку.
— Кто это? — хрипло спросил тот. — Кто здесь?
— Это Даллас.
Капитан яхты, которую они зафрахтовали для ночной рыбалки, Джон Мердок, начавший седеть мужчина лет пятидесяти, лежал на спине. Его мужественное красивое лицо обезобразили солнечные ожоги, вокруг глаз кровоточили порезы. Когда разразился первый шторм, который потопил лодку, мощная волна обрушилась на мостик, разнесла его вдребезги, и осколки стекла вместе с щепками полетели капитану в лицо. Мердока ослепило, но ему удалось спрыгнуть за борт, где остальные подхватили капитана и подняли на плот. С тех пор Мердок то и дело терял сознание, Куинн обработала ему раны, как смогла. Но от него самого добиться каких-либо сведений было почти невозможно, поскольку, даже находясь в сознании, он редко когда мог говорить связно.
— Джон, — произнес Даллас, — послушай меня, хорошо? Я… я хочу, чтобы ты послушал меня.
Капитан повернул к Далласу голову и кивнул. Глаза у него походили на кровавое месиво.
— Ты можешь прикинуть, где мы находимся?
— Не может быть.
— Чего не может быть?
— Там, где мы были и где мы сейчас, нет никакой земли.
— Ты не понимаешь. Попытайся сосредоточиться, Джон. Мы на острове.
— Нет, это ты не понимаешь, — произнес он заплетающимся языком. — Здесь нет островов. Между самыми южными островами Кука и Антарктидой ничего нет — один океан.
— Тогда где мы, черт возьми?
— Нет земли, здесь… нет никакой земли…
Когда Мердок вновь потерял сознание, Даллас мельком глянул на приятелей, но ни один не посмотрел ему в глаза. Он подполз к Натали, стараясь не смотреть на ее покалеченную руку. Подружка Андре, Куинн, Джино и Даллас дружили уже много лет, и он никогда не видел, чтобы Натали болела чем-то серьезнее простуды. Натали была у них вместо второй мамы, за всеми присматривала и обо всех заботилась. Невозможно было представить ее лежащей в таком ужасном состоянии, но это было так.
— Осторожно, — предупредила его Куинн. — Не шевели ее.
Кивнув, Даллас взял обмякшие руки Натали в свои.
— Нэт?
Она лежала без сознания, грудь едва заметно поднималась и опускалась.
Куинн положила руку ему на плечо и легонько сжала. Даллас поднял глаза на жену, та медленно мотнула головой. Натали умирала. Это был лишь вопрос времени.
Даллас выпустил руку девушки, осторожно положил на песок, затем поднялся на ноги.
— А Андре, никаких следов? — тихо спросил он.
— Последний раз я видела его, когда плот перевернулся, — беспомощно ответила Куинн.
— Ага, — добавил Херм.
Даллас посмотрел на Харпер, но та плакала, закрыв лицо руками.
— Ты уверена, что у нее все нормально? — спросил он.
— Нет, у меня не все нормально, мать вашу! — закричала она, резко подняв голову и дико выпучив голубые глаза. — Что за фигня? Почему нас до сих пор не нашли? Я хочу домой!
Даллас, Куинн и Херм стояли не зная ни что делать, ни что сказать.
Как по команде, из ближайших зарослей вынырнул Джино Кортезе, походил он на бывалого охотника-выживальщика, только что вышедшего с кинопроб. Его темную загорелую кожу солнце обожгло меньше, чем у остальных. В майке, шортах и кроссовках его идеально сложенное тело казалось еще более впечатляющим, чем обычно. Джино был сильным, проворным, уверенным в себе, каковым и выглядел. Короткие темные волосы растрепаны, и, не будь нескольких царапин и волдырей, он на первый взгляд остался целехонек. Джино подошел к Далласу, и старые друзья обнялись. Лишь на миг, затем Джино осознал, что расчувствовался, и быстро отступил.
— Рад видеть тебя, братан, — пробормотал он.
— Он думал, что ты умер, — сказал вдруг Херм.
Джино гневно сверкнул на него взглядом.
— А что, разве не так говорил? Далласа и Андре больше нет, с этим надо смириться и думать о тех из нас, кто еще жив, верно?
— Херм, — вздохнула Куинн. — Господи.
— Зачем ходил в джунгли? — спросил Даллас, в надежде отвлечь Джино.
Тот вновь перевел взгляд на Далласа.
— Провел небольшую разведку. Пытался выяснить, что это за остров. Мне придется подняться выше, чтобы все проверить, но думаю, остров довольно маленький. Ясно, что необитаемый. Но нам нужно оценить обстановку как можно лучше и быстрее.
— Две тысячи четырнадцатый год на дворе, — сказал Херм, стряхивая песок с джинсов. — Нас найдут — это лишь вопрос времени. Да бросьте! Восемь американцев потерялись в море во время отпуска? Да я уверен, что дома мы уже во всех новостях. Бьюсь об заклад, все самолеты и корабли ищут нас с самой первой ночи. Нас найдут.
— Ты уже сколько дней это твердишь, — напомнила ему Куинн.
— Вопрос в том, где нас ищут, — сказал Джино.
— На Луне, — осклабился Херм, — где же еще, по-твоему?
Далласа покоробило, что при таком положении дел Херм может смеяться над чем угодно, да еще столь цинично.
— Слушай, гений, — произнес Джино, — Мердок сказал, что, когда яхта пошла ко дну, он послал сигнал бедствия. То есть они знают, где мы были. Шторм продолжался всю ночь, и будь уверен, что нас от того места отнесло на приличное расстояние. После этого мы еще три дня дрейфовали на плоту. Неизвестно, как далеко мы находились от первоначального места, когда разразился следующий шторм и нас отнесло еще дальше. Может, мы в сотнях миль от той точки, где затонула яхта. Я тоже уверен, что нас ищут. Проблема в том, что сюда они, вероятно, просто не заглянут.
— Это обнадеживает, — пробормотала Куинн.
— Точно говорю, — сказал Джино. — И в нашем положении важно смотреть правде в глаза, а не врать себе и не рассказывать сказки. Отдавать себе отчет, как обстоят дела на самом деле.
— А на самом деле, — сказал Даллас, — мне хочется пить.
— К счастью, вода у нас есть.
— Правда?
Джино кивнул на пальмы.
— Идем.
Даллас пошел следом и вскоре распознал кусок плота, его растянули и привязали ветками лиан к двум палкам, глубоко воткнутым в песок. В самодельный резиновый сосуд набралось почти три дюйма воды.
— Только и пользы от ночного шторма, что дождь лил, — сказал Джино. — Я мигом сварганил эту штуку, чтобы натекло хоть сколько-то воды. Надо будет как можно быстрее придумать что-нибудь получше, но пока сойдет и это.
Даллас бухнулся на колени, жадно зачерпнул две пригоршни воды и проглотил их. На губах и в горле почти сразу полегчало, эта вода, хоть и теплая, показалась ему самым вкусным, что он когда-либо пробовал.