На многих фото у Керука длинные волосы, завязанные в жгуты и уложенные в хвост на затылке. Так он больше похож на индейца. Представила его себе полуобнаженного, скачущего по прерии на коне, с перьями в волосах, и внутри стало горячо…потому что скакал он ко мне, а солнечные лучи бросали блики на его смуглое сильное тело, лоснящееся от пота. Я тряхнула головой и вдруг услыхала, как хлопнула калитка, выронила фото, снова поставила, оно опять упало, но я все же приткнула его как-то сбоку и, выбежав из спальни, бросилась к окну.
Керук вернулся домой верхом на жеребце шоколадной масти с красивым белым хвостом и белой гривой. Полковник ловко спешился, так, что пыль клубком вылетела из-под массивной подошвы сапог с узкими носками. Он отвел коня в стойло и пошел в сторону дома. Походка у него быстрая, отрывистая, ноги длинные и мускулистые, обтянутые мягкими светлыми джинсами, на узкой талии широкий кожаный пояс и свободная рубашка с пятнами пота под руками облепила массивный торс и огромные сильные руки. Мне даже показалось, что от каждого его шага содрогается земля.
Когда он вошел на кухню, я затаилась за углом, поглядывая, как он сделал два шага к холодильнику, достал бутылку с холодной водой и поднес к губам. Он пил жадными глотками, а я…с каким-то благоговением и диким восхищением смотрела, как дергается кадык, как стекают мокрые дорожки по сильному подбородку и прячутся за воротник рубашки, как красиво напряжены бицепсы правой руки и как сильно выделяются на ней жгуты переплетённых между собой вен. Такими руками можно глыбы ворочать… Я вдруг представила, как эти руки могут сильно обнять до ломоты в костях, и с губ сорвался короткий вздох.
В этот момент Керук резко убрал бутыль и повернулся ко мне, вытирая рот тыльной стороной ладони.
Я вошла на кухню довольная собой. В доме чисто, обед готов, ребенок спит, а куры накормлены. Наверное, вся эта радость была написана на моей физиономии, я буквально расплылась в улыбке, поправляя обтягивающую кофту вниз. Полковник смотрел на меня все так же — как на диковинное насекомое. Никакого мужского интереса, никакой привычной похоти во взгляде. Скорее, полное недоумение. Потом уселся за стол, снял шляпу и повесил ее на край стула.
Но счастье длилось недолго…Какое-то время ОН словно чего-то ждал. Постукивал пальцами по столу, потом снова посмотрел на меня, потом на кастрюлю. А я не понимала, чего он хочет. Разве он не собирается есть? Взгляд Керука становился все темнее и мрачнее, а я совершенно не понимала, чем это могла его разозлить. Что я опять сделала не так. Он резко встал из-за стола подошел к плите, взял сверху из ящика тарелку и налил себе в нее борщ. Пока наполнял тарелку, как-то странно помешивал его и всматривался в содержимое кастрюли. Потом все же сел за стол, оторвал кусок хлеба, зачерпнул ложкой борщ и…дальше все вылетело из его рта фонтаном на стол и на пол. Он плевался. Вскочил и промыл рот. Я в недоумении смотрела, как он понесся к раковине, набрал воду и жадно выпил из стакана. Потом подошел ко мне и ткнул мне в лицо тарелку. Я отрицательно качнула головой, понимая, что борщ, наверное, несъедобный, но тогда рука Керука поднялась вверх, и тонкая струйка борща полилась прямо возле моей физиономии на пол. Еще секунда и борщ будет у меня на голове.
Снова ткнул мне в лицо. Я зажмурилась и отпила с тарелки. Ничего более ужасного я в своей жизни не пробовала. Мерзкое варево имело вкус помоев, пекло язык от избытка специй и воняло сырым мясом. Затем содержимое тарелки все же было вылито мне на голову. Струйки борща стекали по моему лицу, картошка падала за шиворот в ложбинку между грудей, капуста свисала с волос. От обиды я чуть не разревелась, оттолкнула его и побежала в ванную, слезы полились по щекам градом. Ублюдок. Противный мерзавец. Урод и сволочь! Как он смел вылить все это мне на голову? Деспотичный недоносок! Гад! Скотина! Ни секунды не останусь в этом доме! Зря я вернулась. Пусть сам возится, сам воспитывает свою внучку, все делает сам. Козел! Такого унижения я никогда ему не прощу!
Я мылась в ванной, смывая с головы овощи, и плакала, как ребенок. Наверное, вся моя обида, разочарование, боль вылились в эти рыдания. А этот…этот бесчувственный болван он даже не услышит, что я плачу. Потому что он глухой старый дед.
Борщ наполнил ванную, как капли крови, и я стояла в этой розовой воде, ревела, размазывая слезы по лицу, и думала о том, что я нахожусь на краю мира, в ужасном месте, в нищебродском доме, стою в старой ванной, моюсь мужским шампунем, и никто, ни одна живая душа не пожалеет меня. Потому что я теперь совсем одна…А еще думала о том, что больше здесь не останусь. Ни секунды с этим…Мокрая, кое-как вытертая полотенцем. Между прочим, ЕГО полотенцем, так как мне никто не выдал моего полотенца, и я сильно сомневаюсь, что у Керука есть такое понятие «чье-то полотенце», я поплелась в комнату, наскоро оделась, схватила еще нераспакованный рюкзак и выскочила из дома.
Даже дверью хлопать бесполезно, потому что он и этого не услышит. Но я все же ею шваркнула от души. Просто для себя. На небе сверкнула молния, но меня это не остановило. Я не боюсь грозы, по крайней мере раньше не боялась. Сейчас выйду на дорогу, поймаю машину, и только и видели меня здесь. Надо было не возвращаться. Сейчас я бы уже была в Сан-Антонио и спала в гостинице после вкусного ужина, а утром искала бы работу. И никто, ни один сраный полковник не смел бы меня унижать. Чтоб ему пусто было! Псих!
Слишком расстроенная, заплаканная, в полном смятении я пошла совсем не в ту сторону. Потому что спустя полчаса я так и не вышла к дороге. Вокруг меня голая прерия, небо, затянутое тучами, кустарники и огромные кактусы, дикая акация с колючими ветками.
Нет, я должна скоро выйти к дороге. Это не может длиться бесконечно. Я где-то рядом. Должны же здесь ездить машины. Но с моим топографическим кретинизмом я точно забрела не туда и теперь совершенно не знаю, куда идти. Постепенно тишина стала настораживать, а потрескивание цикад и трещание сверчков вселять тревогу. Я даже не знаю, куда иду. Вот-вот начнется дождь, и что мне делать? Где прятаться?
Внезапно я услышала звук, от которого все внутри похолодело, и я остановилась, с ужасом вслушиваясь в тишину, разорванную воем койотов. Вначале одного, затем ему завторили другие. О боже! Их много…и они явно окружают меня со всех сторон. В темноте я видела, как поблескивают фосфорящиеся зеленые глаза степных волков.
Я неуверенно закричала:
— На помощь! — как-то глухо, тихо и совершенно неуверенно в себе.
Но поблизости только ранчо Керука, а Керук…он меня никогда не услышит, а даже если бы и услышал, то точно не пришел бы на помощь. Испуганно озираясь по сторонам, вцепившись в рюкзак, я попятилась назад, когда увидала несколько пар горящих глаз. В ту секунду сорвались первые капли дождя.
Я побежала куда глаза глядят, куда-то вперед через высокую траву, кустарники и колючки, которые цепляли меня за юбку, за ноги, впивались мне в лодыжки. Несколько раз я упала и счесала коленки. Теперь от меня пахнет кровью, и злобные голодные твари бегут за мной по пятам. Я мчалась что есть мочи, выбросила рюкзак и скинула босоножки на высокой платформе. В мои пятки впивались ветки, но это было ничто по сравнению с нарастающим воем, тявканьем и голодным рычанием койотов, окружавших меня со всех сторон.
