Но сейчас…когда я смотрела на длинные пальцы Керука, мне вдруг невыносимо захотелось ощутить их у себя между ног. От этих мыслей щеки запылали и стало не по себе. Я заерзала на сиденье, ощущая покалывания и пульсацию в той горошине. Стало стыдно, и я облизала пересохшие губы и отвела взгляд от его рук. Между нами никогда ничего подобного не будет. Сегодня я сбегу, и мы больше с ним никогда не встретимся.
В этот момент Керук посмотрел на меня, и его кадык сильно дернулся, когда он быстро опустил взгляд к моей груди и тут же отвернулся. Я сама посмотрела на свою грудь, и щеки стали пылать еще сильнее. Твердые камушки сосков натянули тонкую ткань топа и сильно торчали вперед.
Джекки мы отвезли к соседям. Полковник отнес детское кресло и бутылочку со смесью, а я ждала его в машине.
Когда подъехали к госпиталю, Керук взял меня под руку, повел к высоким ступеням. Я попыталась высвободить руку, но он сдавил сильнее.
Пока мы поднимались, я начала вся трястись от напряжения и от страха.
И от понимания, что этот упрямый ублюдок не отпускает мою руку и буквально тащит меня к палате своего сына. Будто знает точно, что я задумала. Мое сердце колотилось где-то в горле, оно дергалось и подпрыгивало. Я дергала руку все настойчивее, но полковник сдавил ее так сильно, что у меня выступили слезы на глазах. Он распахнул дверь палаты, и я чуть не закричала, но постель оказалась пуста.
Позади нас раздался сочувствующий женский голос.
— Мне очень жаль вам сообщить, но мистер Джон Керук скончался пятнадцать минут назад. Мы сделали все, что могли…
Я никогда раньше не видела, как человек в две секунды вдруг ломается, становится ниже ростом, выглядит так, как будто ему выстрелили в спину и его вдруг сгорбило пополам.
Дамиан согнулся. Он оперся руками о колени и тихо застонал. А я… я не знала, что мне делать. Не знала, что сказать. Только стояла рядом и понимала, что я не на своем месте, что моя ложь на самом деле ужасна, что я и права не имею сочувствовать ему и понимать его горе. И как-то мысль о побеге отступила куда-то…растворилась, исчезла. Словно ее и не было.
Дальше он сам все решал. Как-то весь собрался, выпрямился и словно сдавил себя в свой огромный кулак, словно весь закаменел, и даже кажется, что его смуглая кожа стала пергаментно-серого оттенка.
Вот он — идеальный момент, чтобы развернуться и уйти…но мне это почему-то показалось ужасным предательством, чем-то настолько мерзким…несочетаемым со мной и с тем, кем я являлась с рождения. Бросить его сейчас…
Я стояла в пустой палате и смотрела на тумбочку. На ней чашка, наручные часы, тюбик с зубной пастой и коробка для щетки, расческа. Наверное, все это передал сыну сам Керук. Вряд ли этим озаботилась моя покойная тезка. Стало страшно. Что вот так все происходит. Лежал человек, ему передавали щетку, пасту, расческу… а его вдруг не стало, и все это, скорее всего, выбросят в мусор.
Внимание привлек сотовый телефон. Он был включен. Я подошла к тумбочке, протянула руку и взяла его. Едва коснулась, как загорелся дисплей, и на нем…на нем я увидела изображение парня, очень похожего на полковника… и он обнимал ТУ КЕЙТЛИН. Обнимал за шею, и они вместе весело показывали язык в камеру. ЧЕРТ! Черт, черт, черт! И на фото дата.
Я покрутила телефон в руках. Заблокирован. И что там может быть за пароль? Господи! Только этого мне сейчас и не хватало. Попробовала ввести его имя. Конечно же, нет…Цифры. Но какие. Черт! Ввела дату с фото. Разблокировался. Быстро в галерею. Все удалить. И с корзины тоже. Боже мой, что я творю? Это же память для отца…Оглянулась на дверь. Я перешлю все фото к себе, потом удалю те, что с ней, а остальные покажу Дамиану. Да. Именно так я и сделаю. Переслала фотки себе, и все почистила. На экран поставила стандартное изображение из памяти телефона. Едва успела бросить его на стол, как вошел Керук вместе с медсестрой. Они общались через какой-то мессенджер.
Санитар занес коробку, и полковник бережно сложил в нее вещи сына. Сотовый сунул к себе в карман. Я несколько раз чертыхнулась про себя и лихорадочно вспоминала — все ли я удалила. Там могут быть переписки, могут быть фотки в соцсетях. Какая же я идиотка. Как я вообще додумалась во все это влезть.
Керук меня даже не позвал. Он молча направился к двери, а я засеменила за ним следом. Когда мы подошли к машине, я хотела что-то сказать, даже взяла его за локоть, но он обернулся ко мне и оскалился, приподняв руку с растопыренными пальцами так, будто собирался ударить меня. Я съежилась, а он опустил руку и сел за руль. Я трусливо устроилась на переднем сиденье, но подальше от него. Да…для полковника во всем виновата невестка, и в том, что бросила его сына, и в том, что произошло. Но…я-то не виновата. Какого хрена мне все это терпеть?
Взгляд уткнулся в маленький брелок с фото Джекки на ключах у Керука. Ради нее. Кажется, я все это терплю ради нее. И в какой-то мере ради себя, потому что в доме полковника тепло, есть постель и всегда есть еда на столе. И просто потому, что я уже который раз не могу уйти. Меня что-то держит. И я сама не понимаю, что именно.
Бросила на него тревожный взгляд. Лицо как маска. Ни одной эмоции. Только желваки туда-сюда ходят на скулах, и пальцы руль сжимают с такой силой, что костяшки побелели. Едет быстро, можно сказать, мчится. Мне безумно хочется его поддержать…сказать, как я понимаю его боль, как тяжело терять любимых и близких людей…Но я не могу. Потому что вряд ли Кейт кого-то теряла.
Мы не успели приехать домой, как он влетел за калитку, а потом сел верхом на лошадь и куда-то умчался. У меня на глазах калитка благополучно захлопнулась. Я так и осталась стоять возле машины. Даже сказать ничего не успела, только руками развела.
— Аааа…а как я войду в дом? — спросила, кажется, сама у себя. Но полковника такие мелочи вряд ли сейчас волновали. И что мне теперь делать? Надо забрать Джекки у соседей и покормить ее, искупать перед сном. Осмотрела ограду. Нууу. Высокая, конечно. Но я бы могла влезть вон на то дерево, потом на саму ограду и спрыгнуть во двор. Открыть калитку изнутри.
Тогда мне эта идея показалась очень умной и, самое главное, весьма удачной. У меня даже получилось влезть на дерево, потом переместить свою задницу на край забора и даже свесить ноги…А потом я увидела волкодава. Он злобно рычал и смотрел прямо на меня. Снизу вверх. Одно мое движение, и это чудище откусит мне ногу. Едва я шевелилась, псина открывала пасть и показывала мне свои огроменные клычары. Ни спрыгнуть, ни залезть обратно. В задницу что-то впилось, кажется, торчащий кусок арматуры.
Не знаю, сколько я так просидела. Вначале я пыталась ее задобрить.
— Хороший мой пёсик. Давай Кейти сейчас спрыгнет и почешет тебя за ушком. Ты ведь меня знаешь. Я тут живу. Я…типа хозяйки. Конечно, я тебя ни разу не кормила, но я исправлюсь и самые вкусные кости буду выносить тебе.
Потом ласковые и льстивые речи сменились совсем на другие.
— Мерзкая, вонючая псина. Страшилище. Пошла вон отсюда. Думаешь, я тебя боюсь? Думаешь, ты мне оскалишь свои клыки, и я это…уписаюсь? Черт! Из-за тебя я, и правда, сейчас обделаюсь! Пусти хоть в туалет, сволочная ты зараза!
