Кубы мы используем лишь в самых трудных ситуациях, когда рожденные магией буйствуют или упорно не хотят выслушивать наши условия. В ордене к подобного рода заключениям относятся крайне негативно и делают это, скрепя серде и стиснув зубы. Нам неприятно поступать с существами, как с преступниками, но порой выбора просто нет. Это те самые вынужденные решения, которые вызывают в ордене бурные разногласия.
Но, опять же… Найдется ли кто-то ещё, кто сможет взвалить на свои плечи такую ответственность и выбрать правильный путь, не смотря на его жестокость? В таких случаях милосердие приведет к одному — разрушению Земли. Тогда погибнут все без исключений.
Посредине, на мягком желтом диване, абсолютно безразличный ко всему окружающему, сидел беловолосый мальчик лет двенадцати. Не вынимая рук из карманов своей черной потрепанной толстовки, он неподвижно сверлил столик перед собой нечитаемым взглядом.
— Посмотри на него, он такой отрешенный. Если отправить его к ледяным сейчас, он может не принять свою судьбу. Дети в этом возрасте ужасно упрямые, а с такой магией ещё и гордые, — не унималась Сандра.
Психолог была права. Мальчишка действительно выглядел нуждающимся в хорошем наставлении. Но я чувствовала потоки его мощной магии даже сквозь эти непробиваемые, блокирующие магию стены.
Он не может здесь оставаться.
Какое-то время я молча разглядывала его, изучая. Моя тёмная запретная магия позволяла мне пробраться сквозь любые блокаторы и прощупать каждую частичку души ледяного. Разумеется, он это почувствовал. И резко вскинул голову, уставившись прямо мне в глаза, несмотря на то что стены были прозрачными лишь с нашей стороны.
Он силен.
— Мальчик отправляется в Айсбург сегодня, — вынесла я вердикт и, не отрывая взгляда от ребенка, открыла дверь в куб.
Светловолосый не сдавался и удерживал зрительный контакт до конца, неотрывно наблюдая за тем, как я запираю дверь и медленно сажусь на диванчик напротив.
Какое-то время мы молча изучали друг друга. Мальчишка выглядел как типичный сирота-бродяга: потрепанный, неухоженный, грязный и истощенный. Очевидно, его держало лишь упрямство и магия, что питала тело почти наравне с обычной пищей. Только этого всё равно недостаточно для полноценного выживания.
Мне было его жаль, искренне и по-человечески. Никто из нас, Иных, не лишен простого сострадания. Но я хорошо знала, что парочка десятков таких детей — и можно улетать с планеты к чертям. Ей конец.
— Ты умный, в твоих глазах виден разум. — Склоняя голову, я вперилась взглядом в его непроницаемое лицо. — И взрослее, чем кажешься. Тебе не справиться на этой планете, не с этой силой и не в такой жизненной ситуации.
Он молчал, но улавливал каждое слово — я видела. Меня обдало насыщенной гаммой его чувств.
— Твоя магия великолепна, ты можешь научиться управлять ею так виртуозно, что сам себе позавидуешь. И она может стать твоим спасением, твоим будущим. Не противься неизбежному. Позволь нам отправить тебя на планету твоих сородичей. Я не обещаю, что они станут твоей семьей, но обещаю, что там ты найдешь своё место.
Не лучшая речь для двенадцатилетнего ребенка, но я не любила врать и не любила лишнее. Все мы заслуживаем знать правду такой, какая она есть. Ему лучше принять это сейчас, ледяные с малышней не особо-то возятся.
Мальчишка внезапно приподнял брови, и это была первая эмоция, которую он нам показал.
— Планета моих сородичей? — медленно, словно сам не до конца осознавал, что говорит, спросил он.
— Да, — кивнула я и нахмурилась. — Тебе разве не сказали?
Мальчик мотнул головой, а я закатила глаза.
В этом все мужчины: сначала сила, потом разговоры. Нужно было отправить с отрядом женщину.
Рамона не считается. В этой девушке мужского больше, чем у всей команды, вместе взятой.
Несмотря на понимание дела и любопытство, вспыхнувшее в прозрачно-серых глазах, сильно убежденным ребенок всё ещё не выглядел. Больше что-то говорить не было смысла, потому я, вскинув руки, создала меж ладонями большой синий шар и влила в него свои воспоминания о народе ледяных. Сфера засияла, и внутри неё замелькали картинки, сменяясь одна за другой.
Глаза мальчишки округлились, и, несмотря на то что его природная гордость требовала прятать все эмоции, он всё равно не смог удержать рвущееся наружу удивление. Следом за ним стала зарождаться надежда. Я хорошо знала этот взгляд, большинство найденных смотрели на нас именно так. Тяжело жить на планете, зная, что тебя никогда не примут таким, каков ты есть. Мы иные, этого не изменить. Больше всего любое существо хочет понимания и того прекрасного чувства осознания, что ты на своем месте. Потому обычно проблем с переездом на другие планеты не было.
Как, в принципе, и сейчас.
— Ну что, теперь готов обсудить дело? — Сощурив глаза, я с трудом сдержала усмешку, когда ребенок закивал, как китайский болванчик.
Его магия перестала окружать нас враждебным холодом, и я расслабилась. Столько шуму зря развели…
— Тогда прими душ, возьми у Сандры одежду и позволь ей тебя покормить.
Указывая взглядом на дверь в углу и на белый пакет в кресле, я подождала, пока он приступит к выполнению указаний, и лишь тогда вышла из куба.
На вопросительные взгляды отряда лишь со вздохом закатила глаза.
— Как вы собираетесь становиться родителями? Если вы не в курсе, дети тоже хотят знать почему, как и что, даже больше взрослых. Силой с них ничего не возьмешь. Следовало впустить к нему Сандру, Грег, — проворчала я и сосредоточилась на взволнованном психологе, которая, как оказалось, справедливо была возмущена упрямством мужчин. — Когда он оденется, покормишь его и расскажешь побольше об Айсбурге.
Девушка облегченно выдохнула и прилипла к стеклу, ожидая появления ребенка, как божьего благословения.
Развернувшись, я улыбнулась и ушла в свой кабинет. Работы сегодня было чертовски много.
Моей главной задачей в ордене является поиск необнаруженных людей со сверхспособностями. Моя магия слишком сильна, её возможности стирают любые границы для меня, и если кто и может найти их, так это я.
В этот раз я вышла на след маленькой стаи. Оборотни были большей проблемой, чем маги. Потоки и всплески проще почувствовать, чем внутренних зверей, потому задачка вышла ещё та.
— Антандра? — окликнул меня тихий мягкий голос.
Самый родной для меня голос во всех галактиках.
Обернувшись, я не сдержала улыбки, глядя на то, как неуверенно она мнется у приоткрытой двери. Большие голубые глаза сверкали в темноте, как звезды в небе, а длинные светлые волосы в приглушенном свете желтых ламп струились по хрупким плечам жидким золотом.
— Лили. — Кивая, чтобы она вошла, я откатилась на стуле в сторону.
Она считала мою работу едва ли не божьей задачей и каждый раз, когда я занималась в кабинете, старалась обходить эту дверь стороной, дабы не помешать моей, так называемой ею, благотворительности.
