– Не кинется: зачем ему?.. Я мир предложил вроде как; улицы Старой крепости отдал. По воровскому закону до́лжно нам сойтись на толковище да по рукам ударить. – Остах не стал говорить Веслу о тайных помощниках с самострелами.
Атриан потихоньку просыпался. Протапливали очаги в пекарнях, бренчала посуда. Нужно поторопиться. По правую руку миновали заморский двор, невидимый отсюда, и Остах слегка улыбнулся. Чернокожие воины Марики хорошенько проредили ватагу Вислого, сбили спесь с деревенского недоумка. Теперь он уже не ерепенился. Прибежит на разговор с ночным главой быстрее ветра, как миленький… Остах потер ладони. А после победы можно будет и наведаться к хозяйке заморского двора…
В конце проулка показался выход к тесной площади подле развалин и осыпавшейся ограды, где прятался Йолташ с юными гвардейцами, и Остах приободрился. Осталось совсем немного… Вдруг неказистые потемневшие от времени створки ворот, мимо которых топал отряд Рыбака, распахнулись, и со двора повалили люди. Из окон дома напротив посыпались нападающие с кинжалами в руках. Из неприметного тупичка впереди вывернула пятерка чужаков, а следом показался Шустрый с помощниками.
– Вислый, иди ж ты… – сплюнул Остах, окинув долговязого верзилу с бритой головой и шрамом на лбу, и выдернул тесак. За спиной ругался Весло, и Остах бросил за плечо быстрый взгляд.
В переулке уже резались. Арраинские, привычные к тесным палубам и портовым узким проходам, умело сражались широкими ножами. Ворье из «Четырех палок» прижалось спинами к стене и слаженно давало отпор. Остах стиснул зубы: не побежали – и то хлеб. Может, и отобьемся…
Мелькнула тень, и Остах качнулся влево, уходя от взмаха ржавого кинжала. Резанул неумеху по запястью и резко сблизился, поймав на нож следующего. Пока тот оседал, сдал назад и повалил порезанного под ноги резвым преследователям.
Вислый нетерпеливо зарычал и взмахнул рукой. Соватажники разошлись полукругом и быстрым шагом направились к схватке. На Остаха накинулись сразу двое, и он ушел влево, подловил противника на ложном движении и пропорол ему бок. Воздух вдруг прогудел над головой, и один из врагов закрутился со стрелой в боку. Нападавший за его спиной замешкался, и повеселевший Рыбак вмиг забрал жизнь у еще одного противника.
«Не нашли, не добрались до гвардейцев сопливых. Молодчага Йолташ!» – Били сразу с двух сторон, стрелы летели с неба. Остах поднял голову и увидел на коньке крыш маленькие фигуры стрелков.
– Это мои! – крикнул он Веслу. – Приготовиться!
Самые ушлые противники спрятались под защиту стен, с испугом оглядываясь вокруг. Как только перестали лететь стрелы, из тесного проулка, откуда недавно появился Вислый с дружками, прыжком выскочил Йолташ. Гляди-ка – в полном облачении, с мечом и щитом. Не мешкая горец врубился в сгрудившихся врагов.
– Бьем! – заорал Рыбак и бросился на недобитков.
Позади пыхтел Весло; арраинские не отставали. На Йолташа бросились сразу трое – они мечтали вырваться из ловушки. Горец толкнул щитом одного, сбил наземь ударом меча второго, но третий катнулся вдоль стены и задал стрекача. Рыбак признал Шустрого.
– Предатель, сопля, – просипел Остах, откидывая своего последнего противника под ноги арраинским. – Багор ему в печень.
Из верхнего окна перед Йолташем спрыгнул белоголовый рослый мальчишка с самострелом в руках и меховым тулом за спиной. Он слитным движением выдернул стрелу, наложил и взвел тетиву. Шустрый бежал что есть мочи и уже поравнялся с выходом из проулка. Еще два удара сердца, и поминай как звали… Басовито тренькнула тетива – и мелкая фигурка в освещенном проеме зашаталась, взмахнула руками и рухнула. Остах довольно захохотал, а вокруг уважительно зацокали языками.
– Ну, Рыбак, – прогудел Весло, оглядывая поверженных противников. Большинство из них раскинулось на мостовой с торчащими из тел стрелами. Взявшиеся из ниоткуда мальчишки выдергивали снаряды и деловито оттаскивали тела, укладывая вдоль стены. – С тобой шутки плохи, это я сразу понял. У тебя в каждом сапоге по запасному ножу…
Местные в ответ на слова пришлого из Арраина согласно прогудели. Рыбак, он такой!.. Уважения в их взглядах значительно прибавилось.
– Ладно, ребятки. Приберите здесь, возьмите, что глянется, – да и топайте обратно в «Четыре палки», – велел он Веслу. – Да поживей шуруйте, скоро стража появится, чтоб клиббы им на спину гадили…
– А ты ж куда? – искренне удивился Весло.
В другое время ночной глава смерил бы говорливого таким взглядом, что тот мигом припрятал язык, но сейчас… Остах ласково треснул проходящего мимо белоголового помощника Йолташа, который удачным выстрелом свалил Шустрого.
– Так вот этих волчат нужно бы наградить, – хохотнул ночной глава.
«А я заодно и Марику навещу, как и обещал, вернусь с победой. Ну а девки с голыми пузами для мальчишек спляшут… Они, поди, не видали такого никогда…» – Довольный удачной мыслью Рыбак хлопнул в ладоши и подозвал Йолташа.
Казненные уставились на Олтера пустыми глазницами. Тела вытянулись вдоль столбов, запылились, пожухли на солнце. Только что весело гомонившие приятели посмурнели. Горожане торопливо пробегали по площади к торговым рядам, пряча глаза. Даже добрые толстяки Булогичи засопели, поглядывая на стражников, охраняющих мертвые тела.
А вот Олтер смотрел открыто: и на мертвяков, и на имперцев-охранников, и на испуганных атрианцев. Это ж надо догадаться – своих мертвецов на посмещище выставлять да улыбки резать! Беспутная Империя! Столбы протянулись вдоль ограды имения, от караулки на входе до Атрианского архива, с расстоянием в пару шагов между ними. Олтер пробежался глазами. Двадцать один столб, двадцать один казненный с взрезанной во славу злого смешливого бога улыбкой.
Вот и в Архоге… Оли споткнулся на ровном месте и едва не упал: перед глазами вновь встала истерзанная Архога с распахнутыми воротами и приколоченными к столбам мертвыми сельчанами. Всех убили, никого не пощадили… И детишек, и женщин… Олтер навсегда запомнил тот день: за спиной глухо роптало горское войско, на зубах скрипела пыль, отовсюду доносился запах мертвечины, а неподалеку как ни в чем не бывало журчала веселая Джура. Даже бывалые ближники дана Дорчариан смолкали и темнели лицом от гнева.
Из всей Архоги остался только Мерех. Олтер припомнил бледное лицо сироты с прикушенной губой и белым шрамом на лбу, застывшего напротив отчего дома. А сколько кружило в небе жирного воронья, вспугнутого воинами-горцами?!
«Проклятые имперцы, проклятые Грисы! Неужели Пагот лишил их разума? – Олтер против воли ухватился за подарок дядьки Остаха, заточенную монетку на поясе. – Проклятые безумцы, эти казни вам не помогут. Моя месть свершится! Мать Предков, Всеблагая, Утро Надежды! Да не ослабнет моя рука, когда настанет миг мщенья! Пусть мой клинок возьмет с Грисов сполна!»
Олтеру нестерпимо захотелось резануть себе монеткой по пальцу, пустить кровь, услышать шум священных толгувских дубов и почуять прилив могучей силы. Ухватить меч подлиннее, ворваться во дворик к Сивену… Небось наместник так и заливается вином по-прежнему, рядом с мраморной чайкой!.. Вонзить клинок в жирное брюхо…
