Окружающих шум, похоже, не беспокоил. Хотя, если бы с ним в кровати лежали двое или трое друзей, как в некоторых соседних опочивальнях, Лун бы тоже его не заметил.
Он решил, что будет делать то же, что и в любом другом месте, и отправится на охоту. Так он сможет все обдумать, а заодно покажет двору, что может сам себя прокормить и не зависит от их великодушия.
Когда он выбрался из кровати, то увидел, что завернутые в ткань кинжал и пояс все еще лежат там, где он их оставил. Но одной ступенью ниже появился еще один сверток, побольше. Развернув его, Лун увидел, что это шерстяное одеяло, длинный, мягкий ворс которого был окрашен в пурпурный цвет, похожий на сумеречную мглу.
Недовольно поморщившись, Лун снова свернул одеяло и оставил его на ступенях. Если так будет продолжаться, то ему придется перелезать через гору даров, чтобы выйти из комнаты.
Он прошел по коридору и направился в общую комнату. Когда он вошел в нее с лестницы, по комнате вдруг заметался синий с серебристо-серым росчерк, быстро выскочивший в проход наружу. Оставшиеся в комнате раксура, в том числе Звон, Бубенчик и другие, которых Лун еще не знал, попытались притвориться, что ничего не произошло, хотя у всех по-разному получилось скрыть свое смущение и растерянность.
Лун почувствовал, что догадывается, кем была эта иссиня-серебристая незнакомка – вчера он уже видел на уступе пирамиды стройную женщину с гривой и цветом чешуи, отличавшимися от всех остальных. Если это была Нефрита, то ему стоило последовать ее примеру и куда-нибудь улизнуть. Что ж, хотя бы атриум был залит солнечным светом, обещая хороший летный день. Он прокашлялся и сказал:
– Я собираюсь на охоту. Есть какие-нибудь места, в которые мне не стоит залетать?
Они непонимающе уставились на него. Бубенчик растерянно спросил:
– Ты это о чем?
– Про охотничьи угодья. Охраняемые места. Земли, кому-то принадлежащие или где вы хотите дать дичи расплодиться. – Как же ему хотелось, чтобы они перестали на него так смотреть. Он задал совершенно разумный вопрос.
Одна из женщин, с которой он еще не был знаком, сказала:
– Окрыленные не… обычно не охотятся, когда находятся в колонии. – Должно быть, она сама была воительницей. Изящная, но сильная, с темной кожей, вьющимися волосами медового цвета, стянутыми на затылке, и острыми чертами лица. – Этим занимаются охотники.
Лун стиснул зубы, чтобы не выдать своего раздражения.
«Да, даже я понял, что охотники нужны, чтобы охотиться».
– Там, откуда я родом, если окрыленные не охотятся, то они не едят.
Звон поспешно встал:
– Я полечу с тобой.
Смутившись и немного помедлив, женщина пошла за ними. Она держалась немного неловко, из-за чего Лун подумал, что она еще юна и совсем недавно вышла из девичества. Она сказала:
– Меня зовут Елея. Я тоже полечу.
Лун сохранил нейтральное выражение лица. Он хотел отправиться один, чтобы осмотреть окрестности и подумать, но раз ему на шею навязались стражники, он не хотел показывать своего недовольства. Он лишь повернулся и вышел в атриум, давая им самим решать, следовать за ним или нет. Снаружи его встретил чистейший голубой небосвод, на котором не было ни единого облачка.
Его спутники все-таки пошли за ним, и Елея сказала:
– Как ты и говорил, охотники делят лес на участки, чтобы не перебить слишком много дичи в одном месте. Но они не уходят дальше четырех-пяти эллов от долины.
«Что еще за эллы?» – подумал Лун. По-видимому, раксура пользовались какой-то неведомой ему системой мер. Просто чудесно. «Как же мне надоело чувствовать себя идиотом. Дикарем-идиотом».
К счастью, Елея продолжила:
– Так что если мы полетим на восток, вон за те холмы, то выйдем за пределы их угодий.
Лун прикрыл глаза рукой, чтобы посмотреть в ту сторону, и кивнул:
– Хорошо. Полетели.
Елея не ошиблась с направлением. За джунглями холмы переходили в поросшую травой равнину с глубоким чистым озером посередине. Пролетев над ней первый раз, Лун приметил по крайней мере пять разновидностей травоедов, от маленьких красных скакунов с ветвистыми рогами до больших лохматых зверей с тупыми носами и копытами шириной со ствол дерева. Но вовсе не это поразило его больше всего.
По краю долины полукругом стояли статуи из неизвестного Луну серо-голубого камня, выщербленные и побитые непогодой. Каждая была как минимум восемьдесят шагов в высоту и вдвое больше в ширину. Лун облетел одну, но не понял, что за существо она изображала. Оно было похоже на присевшее двуногое создание с клювом, но все детали уже давно стерлись.
Подлетев поближе, Лун увидел, что когда-то статуи соединялись арочными мостами, но почти вся конструкция обрушилась и лежала, наполовину погребенная в высокой траве. Он приземлился на плоскую макушку статуи, чувствуя под ногами приятное тепло нагретого камня, и повернулся в сторону долины. Путешествуя по Трем Мирам, он повидал множество руин, но было что-то завораживающее в том, как располагались статуи и как долина устремлялась к ним, обрамленная холмами. Кто бы ни создавал этот комплекс, он явно считал всю долину произведением искусства.
Звон приземлился рядом, сложив крылья.
– Впечатляет, правда? – Он умудрился сказать это с такой гордостью, словно сам все здесь соорудил.
Лун подумал, что «впечатляет» – подходящее слово.
– Это часть того же города, что и колония?
Звон кивнул:
– Скорее всего, да. Камень обработан так же.
Елея нетерпеливо кружила над ними, и Лун был голоден. Он спрыгнул со статуи, снова поймав воздушный поток.
Они разделились, чтобы поохотиться, но стоило Луну сделать первый заход, как он услышал вскрик. Лун вышел из пике, развернулся, заложив вираж, и с удивлением увидел, что Звон оказался на земле. Он сидел, склонившись над своим крылом. То не выглядело сломанным, но оно смялось, словно Звон неудачно на него приземлился.
Лун тяжело сел поблизости, подняв в воздух облако пыли, и направился к нему. Звон огрызнулся:
– Нет, не подходи! – и отвернулся от него вполоборота.
Лун остановился, но он не собирался оставлять Звона беззащитно сидеть на земле, даже если тот почти не пострадал от падения. В высокой траве было трудно что-либо разглядеть, а стада травоедов наверняка привлекли сюда хищников.
Травма крыла не сулила ничего хорошего, и с ней Звон не мог принять земной облик – так он лишь перенесет боль в руку или в спину, где та могла усилиться. Лун знал, что в крылатом облике он исцелялся быстрее, и предположил, что другие раксура устроены так же. По крайней мере, он надеялся, что это нормально.
Но даже если Звон пострадал, ему все равно повезло – Лун мог отнести его обратно в колонию или отправить Елею за помощью, если крыло повредилось слишком сильно и его нельзя было двигать, не наложив шины. Однажды Лун сломал маленькую кость в крыле – он врезался в каменную стену, пытаясь не стать ужином для самого большого древесного паука, какого он когда-либо видел. Он провел три дня, свернувшись калачиком в дупле дерева, мучаясь от боли и лихорадки. Все это время он ждал, когда крыло достаточно заживет, чтобы он мог перевоплотиться, не став при этом калекой.
