Слова Утеса развеяли чары. Лун резко набрал в грудь воздуха, стараясь прояснить мысли и заставить себя думать. Он больше не чувствовал притяжения к Жемчужине и ту связь с остальными. Хотя он ощущал ее всего лишь миг, она оставила в его груди пустоту, словно оттуда что-то вырвали. Это было жестоко – заманить его, позволить ему испытать подобное единство лишь для того, чтобы затем лишить этого.
Жемчужина прошлась из стороны в сторону. Ее хвост все еще гневно хлестал из стороны в сторону, а грива колыхалась от возбуждения. Голос королевы похолодел, когда она обратилась к Утесу:
– Одиночки не просто так живут одни.
Утес равнодушно и хладнокровно смотрел на нее.
– Он стал одиночкой не по своему желанию. Я уже рассказывал тебе, как нашел его.
– И ты знаешь это только с его слов. – Жемчужина остановилась, встав к Утесу вполоборота, так, что он видел лишь ее профиль. Она словно не хотела стоять с ним лицом к лицу. – Что ты дал ему за то, чтобы он пришел сюда?
Еще одна пощечина. Лун стиснул зубы, отводя глаза. В его мыслях промелькнуло все, что он взял у них: еда, одежда, что была на нем, и даже защита Утеса, пока он был отравлен. Он принял все это, думая, что станет их воином; Жемчужина должна была это знать. Она хотела прогнать его, и он знал почему.
То, что Лун пришел сюда в качестве возможного консорта Нефриты, давало юной королеве больше власти, отнимая ее при этом у Жемчужины. Лун негромко зашипел. Если Жемчужина хочет выжить его отсюда, ей придется хорошенько постараться.
Словно призванный его мыслями, раздался другой голос, резкий и ироничный:
– Я оставляла ему дары. Он ни один не принял. – Воины на карнизе резко расступились, давая дорогу светло-голубой девушке, единственной раксура в зале, которая не приняла облик земного создания. Она соскочила с карниза и изящно приземлилась на плиты. Она была ниже Жемчужины, такого же роста, как и другие воины. Серебристо-серый узор, украшавший ее чешую, был не таким замысловатым, как темно-синий рисунок на теле Жемчужины, а шипастые гребни ее гривы были не такими вычурными. Она носила украшения из серебра: кольца, браслеты на плечах и запястьях и пояс, сидевший у нее на бедрах, с полированными овальными аметистами и опалами. Лун видел ее лишь дважды и мельком, но сразу понял, что это Нефрита.
Широкими шагами она вышла вперед, едва сдерживая свое раздражение и не сводя глаз с Жемчужины.
– Он принял у арборов лишь те вещи, которые они бы из гостеприимства предложили любому гостю. – Ее голос ожесточился, и она рыкнула: – Почему бы тебе не попытать свои когти на мне?
Жемчужина отвернулась от нее, презрительно кривя рот:
– Ты еще дитя. У тебя нет обязанностей перед нашим двором, и ты не пыталась их на себя взять.
Нефрита невесело рассмеялась:
– Ты так говоришь, будто хочешь этого.
Утес прервал их:
– Мы собрались здесь не для этого. Арборы хотят отправиться в другую колонию. Наши рода вымирают здесь, и ты знаешь это не хуже всех нас. Все консорты моего рода мертвы, Дождь мертв, и твой последний выводок не дожил даже до…
Жемчужина резко повернулась к нему, шипя:
– Не нужно напоминать мне об этом!
Спокойно, не тронутый ее гневом, Утес сказал:
– Тогда что тебе нужно?
Через несколько секунд она шагнула прочь от него, качая головой:
– У нас слишком много арборов и слишком мало окрыленных. Сейчас мы не можем покинуть это место. – Ее руки сжались в кулаки. – Я ждала слишком долго. Вина за это целиком и полностью на мне.
Цветика вышла вперед, и внезапно внимание всего двора оказалось приковано к ней. Лун начал понимать, каким влиянием на самом деле обладали наставники. Среди крупных арборов и высоких воинов Цветика должна была казаться мелкой и незаметной, но каждый раксура повернулся, чтобы выслушать ее. Она сказала:
– Еще не поздно. Есть способы обойти нехватку окрыленных. Нам не нужно уходить отсюда всем разом. Мы можем совершить путешествие в несколько этапов.
Жемчужина заколебалась, но Лун не мог точно сказать, правда ли она обдумывает предложение или нет. Затем она пошла прочь.
– Слишком опасно. Мы просто вымрем в несколько этапов.
Утес напряженно и иронично сказал:
– Мы вымираем здесь, и началось это еще до того, как ты впустила сюда Сквернов.
Жемчужина повернулась к нему, угрожающе подняв шипы:
– Что ты от меня хочешь?
– Ты знаешь, чего я хочу. – Утес позволил словам повиснуть в напряженной тишине. Когда Жемчужина отвела взгляд, он сказал: – Мне хватит твоего обещания, что ты согласишься переместить двор, если я найду способ безопасно перевезти арборов.
Жемчужина рассмеялась, и в ее голосе было больше злобы, чем веселья.
– Твой план просто смешон, – раздраженно сказала она. – Думаю, ты вконец помешался умом.
Утес улыбнулся, обнажив зубы. Почему-то такой оскал показался куда более угрожающим, чем должен был, и по воинам пробежала тень страха. Но он лишь сказал:
– В таком случае тебе нечего бояться.
Жемчужина еще несколько секунд смотрела на него, а затем перевела взгляд на Луна, всем своим естеством выражая презрение.
– Я желаю, чтобы твой одиночка шел прочь с нашего двора.
Лун, прищурившись, злобно уставился на нее и попытался перемениться, вложив в это желание всю свою волю. Он чувствовал, как его второе воплощение собирается внутри, как оно жжет ему грудь, но он никак не мог преодолеть власть Жемчужины над ним. Однако, когда Лун заговорил, его слова прозвучали глубоко и хрипло, как если бы он говорил в своем крылатом облике:
– Так заставь меня.
Лицо Жемчужины исказила гримаса:
– Убирайся с глаз моих!
А этому приказу он был только рад. Лун рыкнул и повернулся к выходу, едва замечая арборов, разбежавшихся в стороны, чтобы уступить ему дорогу. Он зашагал по коридору к лестнице, испытывая облегчение с каждым шагом, уносившим его дальше от Жемчужины. Вслед за ним из зала стали выходить остальные, и он затопал вниз по ступеням, пока не почувствовал, что давление в его груди ослабло. Тогда он понял, что снова может перевоплотиться.
На следующей площадке он сошел с лестницы и слепо направился по коридору, пока не нашел проем, который вел наружу. Лун сменил облик и выпрыгнул из него, собираясь полететь вниз, к основанию пирамиды. Его голова все еще кружилась от усилия, которое он прикладывал, чтобы перевоплотиться вопреки воле Жемчужины, и его сердце колотилось от ярости.
Отвлекшись, он что-то почувствовал над собой и резко накренился вбок, уходя в сторону. Мимо него пронесся темно-зеленый воин, крутое пике которого тут же превратилось в неуклюжее падение. Лун почувствовал, как его губа приподнялась, обнажив клыки и сложившись в молчаливый оскал. Они были недостаточно высоко, чтобы играть в эту игру.
