Лун побрел по палубе в другую сторону, к платформе, где лежали свернутые бухты тросов. Он сел на них, и оттуда ничто не мешало ему смотреть за борт.
Ночной воздух касался его кожи, словно прохладный шелк. По обе стороны от них почти бесшумно двигались силуэты двух других кораблей, очерченные слабым светом во тьме. Когда Лун летел на своих двоих, земля мелькала перед его глазами, но благодаря неторопливому темпу корабля, летевшего гораздо ниже, он смог разглядеть и с интересом понаблюдать за округой. Он ловил редкое движение в высокой траве и деревьях, чуял едва ощутимые запахи на ветру, но был слишком сыт, чтобы поддаться инстинктам и отправиться на охоту.
Затем Лун услышал легкие шаги на дощатой палубе. Нефрита забралась на платформу и села рядом с ним. Она была в облике арборы, и в полутьме ее расцветка казалась мягкой и приглушенной. Поджав хвост, она обхватила руками колени и сказала:
– Если встать у лестницы, то можно услышать их разговоры внизу. Я слушала, что они говорят о нас.
Лун приподнял брови. Он всегда ратовал за осторожность, но, судя по спокойному выражению лица Нефриты, ей не довелось услышать, чтобы кто-нибудь что-то против них замышлял.
Нефрита продолжала:
– Они говорят, что мы вовсе не такие дикари, какими нас описывал Ниран. – Уголок ее рта приподнялся в улыбке. – Еще они считают, что Корень милый.
Лун повернулся, чтобы посмотреть на «Датею». Лунный свет падал на Корня и Песню, сидевших на борту в земном обличье. Корень дергал Песню за волосы, очевидно, пытаясь заставить ее перевоплотиться и оторвать ему голову. Лун подумал, что, может быть, стоит вмешаться, но потом решил, что они сами разберутся.
– Может, они захотят оставить его себе?
– Могу спросить, – с улыбкой в голосе сказала Нефрита. – Тебя они называют тихоней.
Лун подумал, что они правы. На соседнем корабле Песня столкнула Корня с борта. Он кувыркнулся в воздухе, перевоплотился и встал на крыло прежде, чем успел врезаться в дерево. Когда он, хлопая крыльями, вернулся на корабль, Лун сказал:
– Трудно поверить, что он – брат Камыша.
– А они и не братья. Хотя всегда были близки. Все, кто родился с Корнем в одном выводке, были арборами. – Она рассеянно потерла полированные деревянные доски, как будто о чем-то задумавшись. – Иногда между воинами, чьи матери были арборами, и теми, чьи матери были королевами, происходит раскол. Брат Камыша – хороший тому пример. – Ее голос ожесточился. – Он слишком умен, чтобы злить меня, и не дает мне повода задать ему взбучку, которую заслуживает.
Лун повернулся к ней и нахмурился. Если Камыш не был родней Корня, как на то намекало его имя, значит, он… Лун настороженно спросил:
– Брат Камыша – Поток? И второй воин по имени Дрейф?
Нефрита рассеянно кивнула:
– Они родились в одном из выводков Смоли. Еще двое их братьев были консортами, но они не выжили. А почему ты спрашиваешь?
Лун подумал, что, может быть, отвечать и не стоит, но вспомнил, что ничего не должен Потоку.
– В первый же день, когда я пришел в колонию, Поток и Дрейф сказали мне убираться прочь.
Нефрита склонила голову набок и гневно прищурилась:
– Вот как. – Она перевела взгляд на темный лес. – Поток – один из воинов, что спят с Жемчужиной.
«Я… почему-то не удивлен», – подумал Лун. И это точно объясняло отношение Потока к нему.
– У королев и консортов всегда есть любовники среди воинов и арборов, – все еще раздраженным голосом сказала Нефрита, – в этом нет ничего такого. И я не считаю, что она должна быть одна. С тех пор как умер консорт Жемчужины, Поток, видимо, решил, что он занял его место. Но он – не консорт, и то, что он спит в ее опочивальне, вовсе не дает ему более высокого положения при дворе.
Лун уже заметил, что среди арборов секс ни к чему не обязывал, и предположил, что и окрыленные вели себя так же. Когда Лун был моложе, он всегда старался разузнать местные обычаи. Ему понадобилось какое-то время, чтобы понять – если кто-то предлагал переспать с тобой, это еще не означало, что ему или ей было дозволено это сделать или что, приняв предложение, тебя потом не убьют. Но в каждом земном поселении действовали свои правила, и часто даже отдельные племена и города жили по своим обычаям, так что вскоре Лун просто перестал пытаться разобраться во всем этом. Отчасти поэтому ему и жилось среди корданцев так легко – там все уже решили за него.
– В последнем месте, где я жил, старейшины решали, кто с кем будет жить. Другие не всегда их слушались, – добавил он, вспомнив слухи о Кавате и двоюродной сестре Селис. – Но чаще всего им жилось неплохо.
Нефрита нерешительно помедлила, рассеянно проводя когтями по деревянной платформе.
– Утес рассказывал, что нашел тебя, когда ты жил в земном поселении. – Она склонила голову набок, глядя ему прямо в глаза. – Тебе было трудно оттуда уйти?
– Можно сказать и так. – Лун не смог скрыть горькую усмешку. Утес, по всей видимости, рассказал ей далеко не все. – Одна из женщин, с которыми я жил, увидела, как я превращаюсь, и решила, что я Скверн. Она отравила меня и рассказала все остальным. Они отнесли меня в джунгли и оставили там умирать. – Он услышал, как Нефрита потрясенно зашипела, и мрачно закончил: – Этот народ зовут корданцами. Скверны прошлись по их землям, от города к городу, от деревни к деревне. Они убивали их, пожирали, а потом шли дальше. Так что они не просто так боятся.
Нефрита несколько секунд не шевелилась, глядя на него.
– Ты их защищаешь.
Лун прикусил губу и ничего не сказал. Он не мог их защищать, но и не хотел, чтобы кто-нибудь осуждал. Не увидев земного поселения, разоренного Сквернами, понять их было невозможно.
– Если бы она меня не увидела, то я бы до сих пор там жил.
Нефрита слегка покачала головой:
– Но был бы ты счастлив?
Как хорошо, что, когда Лун покинет двор Тумана Индиго, никто больше не сможет задавать ему подобных вопросов. Жизнь в тепле и сухости, возможность найти пропитание и кров в дружеской или хотя бы не совсем враждебной компании – вот и все, что когда-либо имело для него значение. Он сказал:
– К счастью я никогда и не стремился.
Она так долго ничего не говорила, что он подумал, будто она сейчас уйдет. Лун тоже не видел, зачем ей с ним разговаривать. Затем он ощутил ласковое прикосновение – Нефрита провела пальцами по его волосам.
Пальцы скользнули по его затылку и по шее, по чувствительной коже, которую ранила Жемчужина. Затем ее рука двинулась вниз по его спине, и он понял, что она дает ему возможность уйти. Но когда она тепло прижалась к нему, он прижался к ней в ответ.
Ее щека коснулась его щеки. В облике арборы ее мягкая чешуя на ощупь была похожа на бархат. Лун напрягся всем телом, и его охватил жар. «Ты обещал себе, что не станешь этого делать», – подумал он. Вот только ему было трудно сдержаться, чувствуя руку Нефриты на своей талии, ее дыхание на своем ухе, ее зубы, нежно покусывавшие его шею. Он понял, что если не остановится сейчас, то не остановится вообще.
