— А ты молодцом. Начинать представление — не самая завидная роль.
— Почему это?
— Не волнуйся так. Это просто примета. Бывает, цирковые духи, изголодавшиеся по шалостям, подбрасывают жонглёру лишние мячи или что-нибудь острое, а акробату — наносят коварные удары под колени. Иногда дёргают за уши и кусают за зад зверей. Этих духов, кстати, почему-то видят иногда зрители. Норовят кинуть в них тухлым овощем, а то и чем-нибудь тяжёлым. Того и гляди ещё, попадут в нас с тобой.
— Так целятся же в духов, — озадаченно сказал я.
— Они обычно катаются на плечах у артистов, — снисходительно пояснил Аксель. — А путешествуют под подпругой, на брюхе у лошадей. Такая вот цирковая метафизика.
— Было бы хорошо, если бы тут был хоть кто-то, хоть бы и с тухлыми овощами, — озабоченно сказал я.
— Местные жители довольно незаметны, — ухмыльнулся Аксель. — Не удивляйся.
— Мне бы хотелось увидеть хоть кого-нибудь.
— Смотри внимательнее в таком случае.
После этих его слов я принялся разглядывать каждую кочку, каждую тень под каждым деревом с таким ожесточением, что стало двоиться в глазах. Сосредоточив внимание на эфемерном, я едва не столкнулся с Марой. Она тоже ушла со сцены, оставив тренироваться самых молодых — Анну и Джагита. В душевной молодости первой я не сомневался, а второй крутил тренировочные пои с таким комично-серьёзным выражением лица, что даже мартышки благоговейно притихли. Так увлечённо и серьёзно что-то делать могут только дети.
— Мне кажется, здесь никого нет, и не может быть, — сказала мне Марина, едва не заехав в нос гаечным ключом.
— Почему?
— Это туристический городок. Посмотри на эти дома! Что ты думаешь?
— Ну, это дома… — я замялся, — очень прочные. Здесь, наверное, очень часто бывают оползни. Чтобы никому не пробило камнем крышу или что-нибудь в этом роде.
По выражению лица Мары я понял, что ответ неверный.
— И кто здесь, по твоему, живёт? Чем они занимаются?
— Ну, разные… охотники, может быть. — Сараи все намертво закрыты, окошки крошечные и расположены так, что достать можно только взгромоздившись на какой-нибудь ящик. Мне мерещились там целые арсеналы оружия, развешенные по стенам шкуры. — И по совместительству рыбаки.
— Какие, на фиг, рыбаки?
— Ну, когда вода поднимается выше крыш, нужно же им что-то добывать себе на пропитание? На зайцев, наверное, рыбачат.
— Дурак. Где у них, по-твоему, играют дети? Дворов у них нет. Качелей, каруселей нет. И хозяйства нет. Как они живут, спрашивается, без скотины и без зерна?
Дворов и правда не было. Была улочка, по которой потоки воды чертили свои сумбурные узоры, небольшие вязы, шлёпающие мокрыми ладошками по скользким крышам, цепкий плющ укрывает фасады домов. Несколько втиснутых между сараями ржавых пикапов, кое-где на крыльце заметны рога велосипедов, пристёгнутых к перилам или просто валяющихся на мокрых досках. Там же сложены старые покрышки, горшки с засохшими растениями и ещё какой-то мусор — веранды здесь использовались явно не для приятного времяпрепровождения.
— Может быть, у них есть пастухи, которые пасут своих овец. Где-то там, в горах.
Утёсы в дымке дождя возвышались вокруг гнилыми зубами. Будто бы стоишь на глиняном языке (и правда — на подошвы налипает глина, висит на галошах красной бородой), и погружаешься в океан слюны.
— Это просто-напросто туристический городок. Сейчас дожди, и здесь просто никого нет. Каждый дом здесь — приют для каких-нибудь альпинистов, для лыжников. А в остальное время, говорят, в такие деревушки лучше не соваться. В пустых домах могут поселиться бродячие духи, или кто похуже, — она заговорщески понизила голос, — Вампиры. Румыния в двух шагах.
— Для кого же мы выступаем? — поёжившись, спросил я. — Для нечистой силы?
— Для Капитана. Он обожает подобные шутки. Однажды целых десять минут показывал фокусы для бубнового короля. Просто взял игральную карту, прищемил её прищепкой к какому-то кусту и изображал шута. Вниз головой на руках ходил, кланялся. Потом развесил придворных-вольтов и дам, и ну над ними подшучивать. Пару раз его хотели побить, но он всё время прятался за короля… Целых десять минут! Я думала, он двинулся головой, а все остальные смотрят, да покатываются со смеху. Костя, тот вообще, взял гитару и принялся играть что-то историческое. Типа, менестрель. Дурдом на колёсах, а не цирк.
Я оставил её кипеть от возмущения и побрёл выжимать одежду. Мне отвели сундук под личные вещи, и где-то там, на его дне, я определённо встречал сухие джинсы и два-три, пусть и разных, но чистых носка. Когда ты становишься путешественником, приходится заботиться о себе самому. Я подозревал, что у других, настоящих путешественников, о которых пишут книжки, вроде первопроходцев на африканской земле или юных, отчаянных первооткрывателей новых дорог, едущих автостопом в Калифорнию, условия куда тяжелее (а энтузиазма и восторженности, быть может, больше в разы), и на любую жалось к себе тут же выдвигал полки оптимизма.
Аксель куда-то запропастился, керосиновая горелка с жестяной кружкой исчезли тоже. Наверняка сидит себе в фургоне и посмеивается над кучкой артистов, что приехали заработать немного воды от щедрого неба. Как любой сумасшедший или творческий человек, он умел смотреть на одни и те же вещи с разных точек зрения. Даже если с этого языка и слетели слова про зрителей, которые имеют обыкновение находиться абсолютно везде, когда надо и когда не надо, то сейчас его владелец уж точно так не думает.
— Вряд ли мы здесь много заработаем, — сквозь дымную усмешку говорит Костя. В автобусе он один. Между пальцами зажата дымящаяся сигарета, и он пытается греть от неё обе руки.
— Ты хотел сказать — ничего совсем?
— Почему же?
— Мы с Марой думаем, здесь сейчас никого нет. Ну, совсем никого. Что здесь вроде как приют для туристов и путешественников.
— Да нет, — Костя пожал плечами. — Здесь живут вполне обычные люди. Просто предпочитают сидеть по домам в такой дождь. Смотрят на нас из окон и попивают себе чай. Вон, смотри, какой-то господин бросил в шляпу деньги.
В шляпе, которую мы оставили перед зрительскими местами на одном из табуретов, и правда виднелось несколько мятых бумажек.
— Нужно будет потом пронести эту шляпу под окнами. Наверняка наберём чего погуще этих двух грошей, — Костя подмигнул. — Скоро мы забудем, как выглядит солнце. Будем думать, что оно квадратное.
Тучи лежали на небе плотным ватным ковром, кажется, на этот ковёр можно было перейти с вершин окрестных гор, просто перешагнуть и гулять себе кверху тормашками по небу. Главное, выгрести перед этим всю мелочь из карманов, рассудил я. А то ненароком вывалится.
С наступлением вечера вокруг заметно потемнело, а дождь застучал по тенту сильнее прежнего, смывая с окружающего пейзажа последние краски. Анна и Джагит вернулись под более надёжную крышу, Марина отвоевала у Капитана горелку и приготовила прямо на корме автобуса замечательное жаркое. У походного образа жизни есть одно замечательное преимущество — любая, даже самая простая еда сравнима с новогодним ужином в приюте. Особенно, если при этом ты ешь два раза в сутки, пусть и каждый раз до отвала.
