Гизела Деверс воспользовалась всей своей хитростью, пытаясь добиться разрешения зайти к нему поздороваться, но безуспешно. Кто-то намекал, что таким образом она добилась и своего нынешнего положения. Петра в этом сомневалась. У посетительницы была сумочка с эмблемой «И. Г. Фарбен». Поговаривали, она состоит в родстве с владельцами — что вполне вероятно, если судить по одежде и мужу. Приемлемое объяснение, почему ее свободно пускали в отделение.
Глава 25
Ланкау вдруг перестал приставать к Брайану.
Снаружи главными были часовые. Зачем их туда поставили, он не знал, но пациент в соседней палате явно лежал непростой.
Два солдата СС, наверное, были моложе его, а взгляды у них — холоднее, чем у покойников.
Пару раз за день они оставляли дверь в палату открытой настежь, чтобы проветрить коридор. В такие минуты мимо часто проходил рябой, беседуя с кем-то.
Брайана излучаемая им доброта обмануть не могла. Внутри прятались настороженность и бесчувственная решимость.
Страшное сочетание.
Приходя к ним в палату, первым делом он всегда слегка поправлял подушку соседа и гладил его по щеке. Затем, как правило, с мрачным лицом поворачивался к Брайану и медленно проводил указательным пальцем по горлу, делая вид, что перерезает его. Потом снова мягко трепал по щеке лежащего без сознания пациента и продолжал обход — на честном лице играла спокойная улыбка.
Тощий тоже постоянно его рассматривал — мельком, когда была открыта дверь. Большего не позволяло присутствие часовых.
Его манеру поведения они презирали.
По ночам Брайан оставался один. Его лежащий без чувств сосед мог издать всего лишь стон — и Брайан резко вскакивал с постели.
Как правило, его лекарства оставляли на тумбочке и он принимал их сам. После наступления темноты пойти в туалет он не мог: запирали ведущую в коридор дверь. Раковины в палате не было. Он предпринял пару попыток избавиться от таблеток, растворив их мочой в ночном горшке, но от этого метода пришлось отказаться. Поэтому он всегда ждал, пока в отделении не воцарится полный покой. Лишь тогда он подходил к своему соседу, сдвигал маску и крошил таблетки ему в рот. Когда Брайан подносил к его губам стакан воды, он покашливал, но спустя какое-то время всегда сглатывал.
Медсестры тоже давали его соседу лекарства. Зачем была нужна микстура — чтобы он спал дольше или проснулся, — Брайан не знал, но, естественно, боялся, что сочетание препаратов приведет к тяжелым последствиям. Но ничего не произошло. Только дышать он стал спокойнее и ровнее.
Если симулянты за ним все еще охотятся, то им придется атаковать ночью. Поэтому, чтобы быть начеку, Брайан превратил ночи в дни, а дни — в ночи.
Он окажет им сопротивление. Комната дежурного недалеко — помощь придет вовремя, если кричать громко.
Кричать он будет — очнутся даже покойники и его сосед.
А потом появилась Гизела Деверс и прервала его отдых.
Перерыв оказался опасный, но пленительный.
Ее присутствие напоминало о вечерах, которые его семья устраивала в дуврском доме, когда лето подходило к концу и горожане разъезжались кто куда на зиму. Там он узнал, что такое пьянящий запах женщины.
Фрау Деверс была лишь на несколько лет старше его. Спину она держала прямо, одевалась всегда к лицу. Впервые ее увидев, Брайан не стал плотно закрывать глаза.
Его приковали прелестный профиль и мягкие волосы, выбившиеся из прически. Тихо дыша, он чувствовал запах ее духов и ощутил, как его охватывает вожделение. Запах нежный и воздушный, как у свежих фруктов.
Села она чуть наискосок, и подол очертил изгибы бедер.
На Брайана никто не обращал внимания. Ожидалось, что он полностью придет в себя только на четвертый день. Значит, можно было лежать и рассматривать Гизелу Деверс в приятной полудреме, почти проваливаясь в сон.
К вечеру третьего дня Гизела затряслась, как будто вот-вот заплачет. Склонилась над постелью мужа, голова нависла над книгой у нее на коленях. Печальное зрелище. Брайан ее понимал.
Дрожать она на мгновение перестала, после чего наступила разрядка — ее медленно охватил странный, сдерживаемый приступ смеха. Когда она вдруг громко рассмеялась, Брайан забылся и засмеялся вместе с ней.
Гизела Деверс резко обернулась. О существовании Брайана она совсем позабыла и никогда на него не смотрела. Его глаза засияли от смеха.
И от этого яркого сияния она замерла.
В последующие дни Гизела подходила к кровати Брайана все ближе. Судя по всему, ее завораживали молчаливость и отстраненность Брайана. Столько слов на немецком Брайан никогда не слышал. Говорила она обстоятельно, аккуратно подбирая слова, и медленно, словно понимала: чтобы пробить этот барьер, требовалось что-то исключительное.
И ей это удалось.
Со временем благодаря повторению слова обрели смысл. В итоге он начал подавать знаки, что все понимает. Ее это веселило. Он усердно кивал, а она похлопывала его по руке. Позже она стала нежно ее поглаживать, если он не кивал.
Она была очаровательна.
Тощий уже долго злил часовых. Бродя по отделению и извечно проявляя любопытство, как-то раз он слишком наплевательски отнесся к их оклику. Один из часовых схватил его сзади в дверях палаты Брайна, а второй глубоко засунул ему пальцы в тощую глотку — когда его вырвало, раздался гортанный звук. Затем его толкнули в лужу собственной рвоты и приказали вытереть все рукавами. Во время послеобеденного обхода Брайан явственно услышал, как старшая медсестра ругает его за то, что он развел грязь.
Гизела озадаченно смотрела на ухмылявшихся часовых.
Молодая фрау Деверс не особо понимала, что происходит в отделении. Насколько Брайан мог судить, по большей части она с воодушевлением говорила о самой себе. Хотя Брайан ни секунды не сомневался, что, едва узнав о нем правду, она его выдаст, но тем не менее страстно ее желал. Она пленила его — точно так же ее саму очаровал Арно фон дер Лейен.
Несмотря на обман, ему было приятно, когда она просовывала руку под одеяло, шепча ему на ухо нежные слова на незнакомом языке.
Как-то раз, когда Брайан меньше всего ждал попыток сближения, сестра Петра удивительно долго простояла в дверях, увлеченно болтая и украдкой поглядывая на черное платье Гизелы Деверс.
Фрау Деверс лишь дружелюбно кивала ей в ответ, не слишком-то стараясь проявить участие, не говоря уже об интересе.
Как только Петра побежала на оклик из комнаты дежурной, Гизела Деверс повернулась к Брайану. Приоткрыла рот. Книга упала на пол, и она осторожно затворила дверь. Прислонившись к дверному косяку, она недолго смотрела ему в глаза. Выкинув вперед колено, она тяжело задышала — ее было слышно.
Напряжение ушло, когда по телу Брайана пробежал озноб, а затем его охватил жар. Затем она сделала шаг вперед, встав так близко, что у него перед глазами оказались лишь складки ее платья, демонстрирующие линии бедер. Склонившись над ним, она оперлась коленом о край кровати. Когда Брайан привстал, она обвила рукой его шею. Вся ее одежда оказалась скользкой, упругой и прохладной, а кожа — влажной.
