Некстати подумалось, что, не будь он пластуном, зарос бы серо-бурой бородой и выглядел бы еще грязнее. Если иные мужчины отпускали бороду и считали своей гордостью, то пластуны всегда начисто выводили лишние волосы специальным зельем, да и голову часто брили. Они если и сталкивались с врагом впрямую, то только лицом к лицу, вплотную, а в такой сшибке лишние волосья – возможность для врага. Схватить за бороду, взмахнуть кривым острым ножом – и нет пластуна.
Нет, не случайно подумалось. Вспомнился один. Бирюком у них в станице жил, на окраине. Тихий был, но пил беспробудно и все по окрестным лесам шатался. Так и сгинул по зиме, искали, но куда там! Говорили, бадзула привязалась – злобный дух, сводивший людей с ума, заставлявший опускаться и бродяжничать.
Глупость, конечно. И без чужого вмешательства люди оступаются. Был у них алый янтарь в станице, который духов и нечисть усмирял, так он бы заметил. И во дворце бы тем более заметили, если бы к воеводе эдакая нечисть прицепилась. Сам он, точно сам.
Думать о том, что Янтарноглазый закончит жизнь так же, как тот пьяница, было невыносимо.
– Скажи, и давно он… вот так? – спросила Алёна наконец.
– Кто?
– Воевода.
– Ну ты спросила! Да сколько его помню. Шатается по дворцу что леший по полю, – неприязненно отмахнулась она. – Изредка вон только к князю является по приказанию да по берегу, говорят, бродит ночами. Сейчас небось наберется и пойдет.
– Зачем? – не поняла Алёна.
– Да поди узнай, что у него на уме! К русалкам ходит, живые-то бабы от него бегают, – рассмеялась она. – Да что тебе до него за дело?
– Жаль его. Воин славный, алатырник могучий, и вот…
– Нашла тоже кого жалеть! Или тебе наш медведь-шатун по сердцу пришелся? – хитро, искоса глянула вдова.
Тут Алёна без труда сумела сдержаться. Она родным-то свою сердечную тайну не поверяла, что о случайных людях говорить! И давно научилась отвечать на такие вопросы ровно, не вызывая подозрений. Неопределенно повела плечами, слегка качнула головой.
– Откуда, я же и не знаю его! Так только, слышала. Нянюшка моя с приграничных земель была, а там про Янтарноглазого песни поют и детям сказки рассказывают.
Соврала, но за ложь совестно не было. Не говорить же, что девчонкой в него влюбилась, еще когда не знала, когда дедовы рассказы слушала и остальных стариков. А уж после, когда увидела… Как он смеялся, как глядел – чуть насмешливо, щурясь на солнце.
Алёна никогда не искала с ним встречи. Ну куда там? Он воевода, Янтарноглазый, а она что – простая станичница. Хорунжий. Да она даже на границу пошла не из-за него, честное слово. За нее все янтарь решил: жгучее злое пламя не греет, оно создано сжигать, и против болотников вернее средства нет, боятся они его. И действительно старалась забыть глупое детское увлечение, найти кого-то рядом, поближе, попроще. Да только в сравнение с ним никто не шел, ни на кого больше сердце не отзывалось.
И вдруг – эта встреча. Как же она не подумала, что он должен быть тут, при княжеском дворе?..
За разговором они незаметно дошли до нужного места, и обсуждение достоинств и недостатков княжеского воеводы на этом, к облегчению Алёны, прервалось.
В Малахитовых покоях было очень светло, сразу видно, что собирались рукоделием заниматься. На высоких подставках ярко горели светцы – созданные алатырниками, они напоминали крупные куски льда и точно так же таяли, только исходили не водой, а светом. Делались легко, служили долго и в ходу были не только в великокняжеском дворце, но и в купеческих домах, и у крестьян, у кого хозяйство покрепче.
Резные скамьи вдоль стен, два больших ларя с непонятным содержимым. В дальнем углу стояла изумительной красоты прялка, но к ней никто из девушек не притрагивался. То ли не хотели, то ли вещь эта принадлежала лично княгине.
Рукодельниц набралось немного – все знакомые Алёны по ужину, и еще две девушки, которых там не было, держались особняком. Оглядевшись, алатырница поспешила занять место на краю. Пусть рядом со странной дочкой Вяткина, но зато и Светлана близко не устроится. Может, Ульяна и чудаковатая, но родственница чем дальше, тем большую вызывала неприязнь.
– Ульяна, ну и глупая же ты! – заявила вдова, остановившись напротив них и смерив Ульяну недовольным взглядом.
– Но ты сама говорила про Моховые покои! – попыталась возразить та. – Я еще удивилась, потому что все знают…
– Не выдумывай! – прикрикнула Светлана. – Вот и девушки могут подтвердить, про Малахитовые речь была.
– Про Малахитовые, конечно, – с мягкой улыбкой согласилась Людмила, и Ульяна опять низко опустила голову, почти уткнувшись в свое шитье.
– Алёна, ну что ты там притулилась с этой малахольной? – все-таки не выдержала вдова. – Иди к нам!
– Мне и тут удобно, – отмахнулась Алёна, раскрывая на коленях книгу.
– Ой смотри, а вдруг это заразно?
– Будет не только грязной, но и глупой! – рассмеялась рыжая Яна.
– Зря ты так, – тихо проговорила Ульяна и взялась за иголку, ни на кого не глядя. – Они теперь и тебя заклюют.
– Клювы поломают. – Алёна недобро глянула на боярышень, тихонько, с хихиканьем, шушукавшихся на другом конце комнаты. – Зачем она меня туда вообще отправила?
– Ты не думаешь, что это я напутала? – Ульяна подняла на алатырницу удивленный взгляд.
– Ты напутала, а она так быстро всполошилась? – Алёна усмехнулась. – Кстати, и впрямь быстро, отчего она так скоро за мной побежала?
– Наверное, не хотела весь шум пропустить, – предположила боярышня задумчиво.
– Шум?
– Воевода сейчас хоть и в унынии, но все-таки он близкий друг князя, обласкан, одарен богатыми землями – наш князь умеет быть благодарным. – При виде интереса собеседницы Ульяна заметно оживилась и расцвела, ей явно недоставало кого-то, с кем можно спокойно поговорить.
Алёна вновь прониклась жалостью к боярской дочке: у нее самой была Степанида, да и ненадолго она здесь, а Ульяне и деться некуда. Малахольная она или нет, но хоть не такая ядовитая, как Светлана с подружками. – Сейчас воевода не так близок к его светлости, как раньше, у великого князя иные интересы, но и не в опале. Его светлость сейчас о кораблях думает, мечтает за море-океан заплыть! Там, говорят, другие земли могут быть, совсем как наша, а может, и другие люди, представляешь?
– Или другие болотники, – поддержала Алёна задумчиво. – Ну а шум при чем?
– Так воевода неженатый. И некоторые девицы, чаще из дворянских дочек, кто победнее, считают его подходящей парой. Ну и пристают. Приставали. Уже, наверное, с год никто не рискует. Он вроде терпел-терпел, а потом рассердился и девиц этих, говорили, взашей выталкивать начал. Одну даже – из собственной спальни, и та девушка кричала, что он ее обесчестил, а он только ругался крепко и говорил, что, мол, чести там отродясь не водилось. И не женился, разумеется. Она вроде сама к нему голая в постель залезла, ох он и злой был!
