Однако Степанида сама предложила пойти на конюшню и даже не осталась приглядеть. Ну или осталась, но где-то вдалеке. И ни разу не вмешалась – ни когда Алёна только с конем знакомилась, ни потом, когда совсем уж разошлась на радостях. Да и после преспокойно ушла, оставив ее с княжичем и взглядом не намекнув, что стоит отказаться. Хотела бы – нашла бы способ, в этом Алёна не сомневалась, а ее почему-то не взволновало, как отнесутся все вокруг, если в покои княгиню Краснову проводит наследник и кто-то это заметит.
Старая княгиня все уши за четыре дня прожужжала, что нужно блюсти приличия и лишних слухов не допускать, а Степанида вдруг в минуту все переиначила, и возможные сплетни ее не тревожат. Или вовсе – радуют. Знать бы, что изменилось. И можно ли ей вообще доверять, раз уж все так оборачивается? Может, не такой уж надежный она человек, как представлялось Вьюжину?
Так и эдак покрутив тревожные мысли, Алёна решила не выдумывать заговор на пустом месте, для начала спросить прямо. И потом, послушав ответы, решать, бежать ли за помощью, и если да, то к кому.
Про Озерицу во дворце Ульяна точно сказать не могла, она сама здесь жила недавно. Но предположила, что, скорее всего, праздновали точно так же, как их семья прежде, до болезни матушки. Вяткины ездили в гости к уездному князю, с которым отец семейства дружил и который устраивал большие гулянья, хотя и вполовину не такие веселые, как привыкла Алёна в станице и в алатырной школе. Пировали, танцевали, в большом зале или на поляне в саду играли в игры. Потом плели венки из загодя припасенных слугами цветов, чинно прогуливались к мосткам на реке, чтобы с благодарственными песнями пустить «рукоделие» по воде. Девушки еще оставались гадать, но Ульяне это не нравилось.
Ни прыжков через костер, ни купания при луне не было. И парни своей удалью не хвастались и уж конечно не воровали у девиц ленты, а то и башмачки, чтобы обменять на сладкий поцелуй. И тем более не крали сарафаны, за которые выкуп обычно брали куда дороже. Если не боялись. Деревенские девицы, да еще на Озерицу, куда боевитей и решительней всяких боярышень, и если воришка был не по нраву, с любой бы сталось продолжить веселье как есть, в одной нижней рубахе. И стыдиться тут приходилось не обокраденной девушке, а промахнувшемуся парню. У Алёны так три года назад случилось, и сарафан вскоре с поклоном преподнесли дружки вора, а того весь вечер позорили.
Но если попадалась девица стыдливая и без надежных подруг – тут прямая дорога в родительскую избу огородами. Главное, принудить никто ни к чему не мог, святое правило. Потому что праздник, потому что Озерица непременно покарает негодяя, а скорее свои же камнями побьют – гневить деву озера дураков нет, так и с голоду помереть недолго, если она из обиды землю иссушит.
Впрочем, рассказ Ульяны лишь подкрепил изначальные подозрения, Алёна и так не ждала здесь большого веселья. Ну и ладно. Считай, в караул попала, все одно бы в станицу выбраться не удалось, а на заставе служба, там не до гуляний.
До покоев благодаря талантам Ульяны добрались, почти никого по дороге не встретив, не считая пары слуг. Женскую половину дворца боярышня знала очень хорошо, даже все черные лестницы. На вопрос Алёны, зачем ей это, смущенно призналась, что для брата: если бы его заметили, могли быть проблемы, так что сначала Ульяна сама все ходы выяснила, а потом и его проводила.
Слушая рассказы Вяткиной, алатырница не уставала приятно удивляться близости и теплоте отношений в семье боярышни и с нежностью вспоминала свою родню. У Алёны братья и сестры только двоюродные были, но это не мешало всех их любить как родных. Ссорились, и до драк доходило, но между собой, а против чужих – друг за друга горой.
У покоев Алёна еще раз поблагодарила свою спутницу за помощь и условилась встретиться после завтрака, чтобы вместе пойти погулять по саду и окрестностям. Им обеим не очень-то хотелось сталкиваться с Людмилой и остальными, причем Ульяне – до такой степени, что она предпочла позавтракать у себя. Кажется, найдя в лице алатырницы приятельницу, боярышня решила, что наказ матери исполнила.
– Стеша, ты здесь? Хорошо, я спросить хотела… – заговорила Алёна, обнаружив рыжую в покоях.
– Потом спросишь, мойся иди! – шикнула на нее Степанида. – Ты что думаешь, вешним лугом после конюшни благоухаешь?
– Но ты можешь рассказать, пока я мыться буду, – попыталась настоять на своем алатырница.
– Ладно, леший с тобой, только ныряй уже, княгиня не поздно завтракает, а после нее являться невежливо! Я тебе вон и воды набрала. Что там у тебя за печаль?
– Почему ты разрешила мне на конюшню пойти и с княжичем обратно вернуться? Мы больше не боимся слухов, мне уже не надо изображать добропорядочную княгиню?
– Пф! Я думала, случилось что! – проворчала Стеша. – Не учли мы твой янтарь и его норов, теперь вот исправились. Открывать точно нельзя, это заставит злодея осторожничать куда сильнее, и поймать его станет сложнее. Значит, надо сделать так, чтобы ты сдерживалась легко, и показать тебя необычной княгиней, которая на лошади в мужских портках скачет, – меньшая из жертв. А с княжичем и того проще: его к тебе интерес скорее привлечет внимание негодяя.
– То есть мне можно не опускать кротко очи долу? – улыбнулась Алёна. Она успела раздеться, разобрать косу, залезть в воду и теперь торопливо мылась.
– Вот уж нетушки! – рассмеялась Стеша. – Если я разрешу, еще неизвестно, что ты натворишь. Так что старайся, у тебя пока хорошо получается. С лошадьми смелая и горячая, а люди во дворце для тебя новые, большие и важные, и ты при них робеешь. А кроткой девы вроде твоей Ульяны из тебя не выйдет при всем желании, уж всяко не за несколько дней.
– Ульяна, кстати, не такая уж и кроткая, – вступилась за девушку Алёна.
– Да-да, она матушку расстраивать не желает, – махнула обеими руками Степанида. – Не хочу слышать про эти глупости! Да не мучайся, давай помогу, прислужница я или как?
В четыре руки промыть волосы оказалось куда быстрее и проще. Без спешки раз в седмицу Алёна и одна управиться могла, а чаще полоскаться ей в голову не приходило. Да и нужды не было, перед кем там красоваться? После Стеша же помогла их собрать, милостиво разрешив просушить чарами.
Едва девушки вышли из мыльни, послышался стук в дверь – спокойный, деловитый, настороживший обеих, – они никого не ждали. Но ничего страшного, впрочем, не случилось, просто один из слуг передал для Алёны подарок – небольшой, мягкий и легкий сверток. Прежде чем распутать бечевку, Степанида едва не обнюхала бумагу в поисках подвоха, но ни яда, ни вредоносных чар не нашла, поэтому разрешила распаковать.
Внутри оказалась какая-то ткань – тончайшая, полупрозрачная, в богатых кружевах, шитых золотом. Алёна с недоумением потянула за краешек и выудила нижнюю рубашку, изумительно красивую, но столь же изумительно неприличную: если ее надеть, вещь бы не скрыла ничего. Низко посаженную, короткую, не достающую до колен, на узких лямочках из золотого кружева, тончайшей работы, но представить себя в этом Алёна не смогла бы никогда.
