– По закону, если я смерть не заслужил, острог или ссылка полагается, да наследником ты должен Севку назвать. А поскольку я раскаиваюсь, что делом готов доказать, так дозволь кровью искупить, службой воинской!
Ярослав слушал внимательно, кивнул один раз согласно, но в конце, уяснив, к чему тот клонил, расхохотался.
– Ну ты наглец! – протянул он почти с восхищением, качнув головой. – Рыбу наказать через утопление!
– Сам же про закон говорил, – возразил княжич и тоже не удержался от улыбки.
Отец больше не злился, и это, кажется, было лучшее, что случилось с Дмитрием за последнее время. А там он перетерпит, пусть князь хоть в клетку сажает и пытает своими умными книжками да разговорами с боярами…
– Ладно, – решил Ярослав, помолчав пару мгновений, крепко сжал плечи сына и отпустил. – Коль уж так, то езжай, искупай, авось там ума наберешься. А чтобы точно с пользой было – книги с собой возьмешь, я отберу какие, и будешь учиться. Если же и так за ум не возьмешься и через год уроки из книг не выучишь, – не взыщи, вернешься под присмотр.
– Я не подведу! – горячо заявил княжич, просияв. – Я буду стараться, правда! Прости. Я, может, правда дурак, только… Одураченным быть больше не хочется. – Он недобро нахмурился, отчего стал как будто взрослее и особенно похож на отца.
– Ну, нет худа без добра, – одобрительно усмехнулся Ярослав и добавил задумчиво: – Да и то верно, Севке как раз самое время от мамкиной юбки отвыкать, чай, не девчонка.
– Отец, можно только одну просьбу? – опомнился вдруг Дмитрий.
– Ну попробуй. – Князь удивленно поднял брови.
– Не выдавай Алёну замуж за того, на кого Вьюжин указал. Отпусти ее!
– Эка новость, – растерянно пробормотал князь.
– Ей же плохо здесь, трудно, и роль княгини ей не по сердцу, – продолжал Дмитрий тем временем с неожиданной горячностью. – Не ломай ей жизнь, она хорошая! Я хоть сейчас и понимаю, что она Вьюжину помогала, но и верно делала – Матушка знает, чем бы все обернулось, кабы не он! Но она же ведь другого любит, и крепко любит…
– Уж не тебя ли? – Ярослав слегка нахмурился, в ответ на что сын тряхнул головой и улыбнулся:
– Нет. Воеводу, Олега Сергеевича. Да и ему она дорога, не стал бы он иначе за ее честь заступаться.
– Тоже мне, вестовой Люсерды! – хохотнул князь с облегчением – вот только не хватало ему, чтобы сын еще и влюбился так некстати! – Не волнуйся за нее, никто ее силком замуж не погонит. И княгиня она временно, Вьюжин через нее убийц Краснова ловил. Я Николая Остаповича княжить посажу, он мужик умный, надежный, управится.
Вскоре Дмитрий раззевался и начал клевать носом, бессонная ночь сказалась, так что отец оставил его одного, а сам отправился обратно в свои покои, подробней вникать в то, что наплел с утра Вьюжин, да и другие дела никто не отменял. Он сейчас даже радовался, что забот навалилось вдвое против обычного, – некогда грезить о синих девичьих глазах, собственных неуместных чувствах и нежданном щелчке по носу. Теперь, разобравшись с сыном, он мог думать и об этом. Или, вернее, не мог не думать.
Что Ульяна уехала, он еще вчера узнал. И сердился на себя за горячность. Кой чернук толкнул его под локоть, когда поцеловать решил? Ясно же, что с ней нельзя было как с другими, но посчитал, что один поцелуй ничего не изменит. А он изменил. Вот и остается забываться в делах, чтобы не вспоминать о ней лишний раз. Уехала – оно и правильно, для нее же лучше. Да и он не настолько ума лишился, чтобы за ней бегать, глядишь, и вытравится из души, а то тоже выдумал… Девчонка же совсем, с его сыном вровень!
Несмотря ни на что, великий князь взял себя в руки и постарался начать день ровно так, как привык, пусть и несколько позже. Поначалу это удалось – и поесть спокойно, и все то, что оставил Вьюжин, изучить со всем тщанием. Порадоваться, что вовремя все вскрылось, и мысленно поблагодарить боярина, не иначе как самой Матушкой присланного оберегать непутевого князя. Потому что сына-то он сегодня ругал и дурнем величал, однако далеко ходить не надо, чтобы понять, в кого тот удался: сам-то тоже не поверил поначалу подозрениям Алексея Петровича, благо хоть копаться в этом деле не догадался запретить…
И видно, он слишком часто поминал за это утро Вьюжина, потому что через пару часов тот явился вновь. Уже один, задумчивый и загадочный, и не в спальню к князю, а в Солнечные покои, где тот имел обыкновение заниматься «тихими делами» – писать и изучать бумаги, читать всякое, принимать вот так отдельных людей.
– Неужто новости какие успели явиться? – спросил князь, когда боярин чинно устроился напротив.
– Да как посмотреть, – осторожно начал тот. – Ты только не серчай, княже, на то, что я тебе сейчас скажу и о чем попрошу, и выслушай. А главное, сам подумай. И не горячись, потому что доказательств у меня никаких нет, и я не уверен, что выйдет что-нибудь доказать. Но промолчать не могу, тревожно мне. Хочешь – называй чутьем, хочешь – дурью, а неспокойно.
– Да хватит тумана нагонять, говори как есть! – нахмурился Ярослав.
– А если как есть, то я с главного начну. Дозволь, княже, за твоей супружницей пригляд осторожный и со всех сторон устроить. Сомнения у меня на ее счет имеются.
– Надеюсь, не в супружеской верности? – хмыкнул князь. – А то, честное слово, взашей выгоню. Я в этом смысле тоже не образец, так что…
– Нет, княже, в это я бы не полез, больно надо мне в чужие постели заглядывать, если оно не ради нарушения законов. Хуже все обстоит. Ты выслушай для начала.
Говорил Алексей Петрович обстоятельно, тщательно подбирал слова и постоянно особо подчеркивал, что это всего лишь догадки, но…
Жена Василия Сафронова, который из первых заговорщиков, – из лучших подруг княгини, в рот ей заглядывает и во всем слушает, обожает безмерно и преданна так, что другим дворянам поучиться бы такой верности. Жена князя Повалова, что в Железном уезде верховодил и один из глав заговора, – тоже из подружек Софьи, но та не преданная, та просто княгине вторит. И вдова Краснова туда же за своей матерью, и другие жены заговорщиков.
Притом вдовица уже созналась, что о заговоре знала и что мужа своего под смерть внезапную подвела сама, по своему почину кинулась его на сторону отца склонять. А вот к мысли этой ее ненавязчиво подтолкнула именно великая княгиня. Дескать, разругались князья в пух и прах, и боязно ей, как бы разлад серьезной беды в Белогорье не принес, потому что доругались мало не до кровной вражды. И вроде комар носа не подточит: про заговор она будто не знала, а что у них в прямом смысле слова до драки дошло – так то весь дворец знал, и повод для беспокойства у нее как будто имелся.
Только это ей одной выгодно, чтобы заговор был, и был вот такой, чтобы старшего княжеского сына своим заменить на месте наследника. А уж удовлетворится ли она ролью матери наследника или пожелает при малолетнем князе после смерти его отца опекуншей быть – вот тут Вьюжин сказать не мог. Но именно об этом беспокоился сильнее всего и именно из-за этого беспокойства решил с князем поговорить.
