– Знаю я, Алексей Петрович, твою натуру и домовитость: что к рукам прилипло – добром не отдашь. И исхитриться слово не нарушить, однако своего добиться, – это вполне в твоем духе. Боярича Чеснокова прибрал, боярышню Самохвалову прибрал, и все за одну седмицу! Ладно, ступай, не дело это, княгиню заставлять ждать, – с усмешкой кивнул он на дверь.
Вьюжин с улыбкой откланялся, не споря дальше о таком пустяке: у него тоже забот был полон рот, не до праздных разговоров. Отчасти князь верно сказал, выпускать алатырницу из рук не хотелось, боярин не любил бросаться людьми, показавшими себя с лучшей стороны. Однако и способ привязать нужного человека он выбирал тщательно и грубого принуждения не терпел. Уж всяко не здесь. Такие вот горячие, простые и надежные хорошо за совесть служат, а за страх от них ничего путного не добьешься.
Глава 16
Княжеские смотрины
Ночь Алёна провела маетно и бессонно, задремала под утро, и то долго не проспала, вскинулась от какого-то шороха. Стало понятно, что пытаться спать сейчас, до разговора с Олегом, пустое, все одно глаз не сомкнет. Она ждала, что вот-вот появится Олег, и думала, что он скажет, а что – она, и чем все это потом обернется…
Однако хватило воли взять себя в руки хотя бы для вида и не помчаться на его поиски. Верно вчера все сказал и Вьюжин, и Стеша после: надо будет – сам найдет, а нет – так и не судьба, значит. Она заставила себя одеться и выйти к завтраку в общую трапезную, все же пока еще Алёна называлась княгиней Красновой и должна была сопровождать Софью. С этим обязательством у нее с самого начала не заладилось, но сейчас это больше был повод не сидеть у оконца в ожидании чуда, а хоть немного развеяться.
Алёна поздно вспомнила, что ее внутренние терзания и мысли о воеводе – не самое важное происшествие минувшей ночи.
Начать с того, что сама княгиня оказалась уже здесь, раньше многих своих «подружек», и алатырница замерла у порога в растерянности. Невесть сколько простояла бы, если бы задумчивая Софья не заметила ее и не кивнула едва заметно. Только тогда Алёна опомнилась, поклонилась княгине и уселась.
А кроме того, женщин сегодня было заметно меньше, и остальные, как оказалось, не припозднились, а вовсе не пришли. И если отсутствие Ульяны было понятно, то куда пропала вторая ее соседка, Алёна могла только догадываться и немного сочувствовать вдове в ее глупости. Не было и нескольких старших женщин, которых алатырница, к стыду своему, не запомнила по именам, но которые действительно были ближайшими подругами княгини.
Те же, что явились, выглядели взволнованными, а кое-кто из старших – так и вовсе напуганными. Они шушукались, то и дело тихо обращались к Софье, но та больше слушала их, отвечала же односложно и нехотя. Даже Людмила, уж насколько всегда глядела на окружающих свысока, и то присмирела. Алёна ждала от нее и Яны насмешек, но обе помалкивали.
Последней из всех явилась Павлина. Поклонилась княгине, мазнула взглядом по Людмиле, однако к прежним своим подружкам не пошла, вдруг заняла место Ульяны, подальше от них, рядом с Алёной, и тихо проговорила, глянув искоса:
– Привет.
– Здравствуй, – вежливо ответила алатырница, отвечая таким же изучающим взглядом.
Она впервые за проведенное здесь время разговаривала с этой девушкой и рассматривала ее вблизи. В первое знакомство Павлина показалась бледной и незаметной, такой и осталась теперь – обычной. Однако сейчас, в стороне от заклятой подружки Людмилы, было заметно и то, что подле нее терялось. Не отражение, совсем нет. Просто осеннее туманное утро против яркого летнего полудня. Красота неброская, незаметная, тихая.
А самое важное было в глазах. Не в том, что сейчас они казались глубже и краше; в них читалась сила, глядели они куда-то, в недоступное простым людям, и это зачаровывало. Такой взгляд не пропустишь, он бывал только у алого да костяного янтаря.
Алёна засомневалась, но поняла, что дело совсем не в ее наблюдательности, просто прежде Павлина и глядела иначе. Никто ее прежде не учил управляться с янтарем в крови, небось и самой запрещали лишний раз прикасаться к силе, и если она что-то пробовала – наверняка украдкой, вот янтарь и таился до поры, только встреча с лешим все перевернула.
И взгляд такой Алёне не мерещился, это наблюдение было сделано задолго до нее, и о нем даже в школе рассказывали. Объяснялась такая особенность просто: нечисть и нежить, равно как и природные духи – дети и внуки Матушки, обитала в привычном мире, но в глубине его, терялась в стенах домов, в деревьях, болотных бочагах, озерах, горах. Видимыми эти существа делались только тогда, когда сталкивались с обыкновенными живыми существами, нападая на них или же соглашаясь на беседу. Алатырник иного дара мог при желании отыскать нечисть или нежить с помощью чар и силком вытащить в привычный мир, а красному и костяному янтарю такое было без надобности – они просто видели.
– Я хотела сказать тебе спасибо, – заговорила Павлина вскоре. – Если бы ты не вступилась, леший бы меня уморил.
– Леший тебя так отпустил, я-то при чем? – Можно или нет теперь говорить о своем янтаре, Алёна не знала и на всякий случай решила следовать прежним указаниям Вьюжина. – Да и нашел потом лесник.
– Он все мне показал, – тихо, но твердо ответила боярышня. – Я помню. И… прости, что не осмелилась прямо тебе помочь. Мне сейчас больше всего именно за это стыдно, – добавила она, глядя в тарелку.
– О чем ты? – все же спросила Алёна, хотя предположение Стеши вспомнилось тут же.
– Я знала, что они задумали на празднике, но не предупредила прямо. Прислала масло с цветами, дескать, подарок от прежнего ухажера, да только не подумала, что ты можешь не поверить, – вздохнула она.
– А кто вообще это с подарками затеял? – полюбопытствовала Алёна.
– Общая идея, но больше Людмилы, – спокойно сдала Павлина бывшую подружку. – Она тебя невзлюбила сразу, потому что ты красивая и яркая, а еще необычная для наших краев и затмила бы ее легко, а она к такому не привыкла. Ну а вдовица ей все угодить пыталась. Все мы пытались, вот и придумали, что ты, дескать, влюбишься, любопытство проявишь, а там можно будет еще какую-нибудь гадость сделать.
– Ты ври, да не завирайся! – резко заявила Людмила, которая прекрасно все слышала. – Больно нужна мне эта… кобыла, тоже мне, соперница! – Она бросила на Алёну острый, злой взгляд.
– А с лешим? – ровно спросила алатырница, не обращая внимания на недовольство красавицы.
– Это не знаю, кто из них придумал. Я тоже выслужиться хотела, о своем янтаре рассказала, – с тем же холодным спокойствием и все так же негромко ответила Павлина. – Сама хороша, думала, это и впрямь забавно будет. Прости.
Под новым глубоким всезнающим взглядом Алёне стало не по себе. Не только внешне эта боярышня изменилась, внутри тоже, впрок пошла лешего наука.
– Что мы придумали?! – возмутилась Людмила. – И даром мне эта девка дворовая не сдалась! Не смей на меня наговаривать!
