Путь предстоял не такой уж и долгий, несколько дней. По приказу главы Разбойного приказа их вывели не в знакомом Алёне поместье, а в столице родного ей уезда. Боярин расщедрился настолько, что даже Свечку ей туда дорожник привел. Застоявшаяся кобылка первый день дурила, пришлось найти подходящее поле, чтобы дать ей порезвиться.
Алёна вздохнула с облегчением, что не пришлось опять встречаться со старой княгиней. Больше всего ей хотелось, чтобы новоявленная родня вместе с великим князем (и особенно с Вьюжиным) разом о ней забыла и не вспоминала больше никогда.
Ей нравилась эта дорога. Да и как не нравиться, когда рядом ехал Олег? Покинув дворец, он как будто помолодел лет на десять, шутил, смешил ее, норовил обнять при малейшей возможности и поцеловать украдкой. А самое главное, улыбался той самой солнечной, живой улыбкой, в которую она и влюбилась много лет назад. И Алёна была счастлива и даже благодарна князю и всей этой вьюжинской возне за то, как сблизилась она с Янтарноглазым. Желания никогда не видеть всех других придворных это, впрочем, не умаляло.
Одно только портило Алёне эти дни. Она отчего-то робела признаться Олегу, что везет он их с княжичем к ее родному деду. Как-то так вышло, что за все это время о ее детстве разговор не заходил. О службе они друг другу рассказывали, об учебе, о приключениях всяких. Олег нехотя вспоминал свою прошлую жизнь в ином мире, и девушка не навязывалась с расспросами. А воевода, зная о сиротстве своей избранницы, тоже осторожничал, не хотел расстраивать. Легко и без вопросов принял ее нежелание жениться в столичном храме, да и поехали.
Из необходимости отослать первого воеводу в глушь, да еще с пользой для дела, князь выкрутился и легко, и ловко, и честно. Дескать, пожелал воевода, пока надобности в нем большой нет, отдохнуть в тиши, утомившись столичным шумом. Поместье близ Китежа, в котором Рубцов отродясь не бывал и думать забыл, пожалованное вместе с дворянством после войны, показалось Ярославу недостаточным, земли мало и воли тоже, вот и решил исправиться, так что одарил его князь поместьем с обширными землями в Моховом уезде. А что в землях тех глушь и болота да пяток деревень – в этом мало кто разбираться станет. Для самого Олега куда важнее было, что земли лежали вплотную к хребту и к пятой Моховой заставе, а также к четвертой и шестой. И от господского дома, который располагался близ одной из деревень, до нужной крепостишки был час езды.
Что дом наверняка в упадке, если вообще стоит, а сам воевода понятия не имеет, что с княжеским подарком делать, не волновало его вовсе. Ярослав обещал подсобить, прислать толкового управляющего, да и казна у Рубцова за годы жизни на полном воинском довольстве безо всяких трат, как выяснилось, накопилась изрядная. Выкрутится как-нибудь.
Опальный наследник же ссылку свою встречал с настолько живой и искренней радостью, что даже воевода уже усомнился в том, что через год Дмитрий вернется в отчий дом с удовольствием. Может, дело было в новизне впечатлений, и, пообвыкшись, княжич опять заскучает. Но пока ночевки на земле и походные обязанности самого Олега утомляли сильнее. Отвык он от такой жизни, размяк на княжеских харчах. Но не жаловался, останавливаться в деревнях не предлагал и по старой привычке пытался опекать обоих спутников. Княжича – меньше, ему учиться надо было, невесту свою – больше. Как ни старался он с самого начала привыкнуть к неожиданному местному равноправию, когда женщины-алатырницы служили наравне с мужчинами, а так толком не сумел.
Алёна встретила такое отношение со смесью удовольствия, все же забота была приятна, и настороженности – и украдкой спросила на второй ночевке, уж не собирается ли жених так же ее и на службе сопровождать? Воевода честно признался, что он бы и рад, да кто ж ему позволит? Да и как, не ходить же за ней след в след с утра до ночи! Алатырница посмеялась, пожалела воеводу, искренне пообещала по возможности беречься, на том и порешили. Оба понимали, что служба есть служба.
Путь вышел безоблачным во всех смыслах. Оно, может, и к худу, потому что кругом золотились поля, разбитые редкими перелесками, не было и намека на тень, а солнце палило нещадно. Благо еще с водой проблем не возникало – и колодцев хватало, и каналы оросительные тянулись тут и там. И рыжего янтаря было в достатке, нередко в полях попадались водные алатырники, занятые поливом. Одни из самых мирных чародеев, они свою службу после учебы несли вот так, в полях и садах, потому что в бою против болотников проку от них не было никакого, что многих молодых да горячих очень обижало. Так что уж кто поддерживал новое увлечение великого князя кораблями, так это рыжий янтарь, в морских путешествиях незаменимый.
Под конец даже Шарик вполне освоился. Днем держался в тени лошадей и шагал нехотя, зато по утрам приловчился мышковать, добывая себе завтрак, чем явно гордился, и собственную добычу лопал гораздо охотнее, чем порцию каши из общего котла.
Но чем ближе была родная станица, тем сильнее становилось волнение Алёны. Благо две соседних, где ее узнали бы легко, объехали краем, не желая тратить время, чтобы прибыть засветло, а то объясняться пришлось бы раньше. Но когда до первых домов оставалось рукой подать, уже и воевода заметил странную тревогу невесты.
– Ты чего так затравленно озираешься? – не выдержал он. – Не съедят же они тебя!
– Да уж конечно, – пробормотала она. – Ты не думай, я не специально не сказала, просто как-то так к слову не пришлось…
– Не сказала что? – удивился Олег. – Что ты замужем?
– Матушка с тобой! – обиженно глянула на него алатырница. – Нешто ты думаешь…
– Не думаю я, пошутил неудачно, – оборвал он. – Ты такая серьезная и загадочная, что мне почти страшно. Ну-ка, Мить, подсоби, держи кобылу, – попросил он, приблизив своего коня едва ли не вплотную.
Княжич, весело ухмыляясь, перехватил Свечку под уздцы.
– Олег, ну ты чего?.. – запротестовала Алёна, когда тот потянул ее к себе на колени.
Однако всерьез не сопротивлялась, даже на жару пенять не стала – день клонился к вечеру, поднялся легкий ветер, и в воздухе заметно посвежело. Усевшись боком на холке коня, приникла к плечу своего воеводы. От нагретой солнцем рубахи пахло дорожной пылью, потом и отчего-то горькой прелой листвой, наверное, с ночевки в перелеске. Запах этот уже казался родным, успокаивал и лишний раз напоминал о том, какая глупость ее сейчас волнует.
– Я осмотрюсь поеду, – не скрывая насмешливой улыбки, предупредил понятливый княжич и подбодрил своего коня, на ходу привязывая повод Свечки к седлу.
– Так что у тебя за беда?
– Я не сказала, но, в общем… Это моя родная станица, – тихо призналась она.
– Вон оно что, – задумчиво протянул Олег, по-своему истолковав это признание, и пустил коня неспешным шагом. – Не волнуйся, никто тебя теперь обидеть не посмеет. Нешто думаешь, позволю кому-то тебя цеплять? И с родней твоей разберемся. Ты из-за них не хотела в храм в столице идти? Думала, обозлятся?
– Из-за них, но ты неверно все понял, – улыбнулась она, с благодарностью коснувшись губами гладкой щеки. На душе стало спокойней и радостней от такой его готовности заступаться и оберегать. – Меня никто не обижал. Я у бабушки с дедушкой росла, люблю их очень и хотела, чтобы они тоже на обряде были, раз так сложилось, что мы сюда едем…
