Явившийся дед поздоровался и с внучкой, и с остальными гостями буднично и спокойно. Между делом велел мужчинам к рассвету быть готовыми, он их, мол, на сутки заберет поглядеть, кто на что годен. Никто не возразил, только жена попеняла:
– Все тебе неймется! Дал бы хоть жениться сначала, у нас уж все почти готово, жрицы ждут.
– Подождут, – невозмутимо отмахнулся Еманов. – А я своего слова еще не говорил, может, и не отдам внучку, если этот в княжьем тереме совсем опустился и заплыл. Хотя, погляжу, все не так дурно, как мне писали, и то хлеб, – расщедрился он на похвалу, задумчиво поглядывая на воеводу. – Что, Рубцов? Пил, гулял да девок портил при дворе княжьем, а больше и ничего? – спросил с недобрым прищуром.
– Поклеп, – усмехнулся в ответ Олег, не придавая значения сварливому тону. – Ни одной девки не испортил, княжич вон не даст соврать.
– Точно, – разулыбался Дмитрий. – Зачем девки, если вдовицы да жены есть?
– Ишь какой прыткий отрок, – усмехнулся Иван Никанорович. – Вот завтра и узнаем, по бабам ты только али еще на что годен.
Княжич смутился и умолк. Он вообще скованно чувствовал себя среди непривычной обстановки. За большим столом было тесновато, собралось пятнадцать человек, половина дети, причем двух младших, года по три-четыре, мамы держали на коленях. Два сына с женами, еще две невестки помоложе – их мужья, внуки Еманова, сейчас служили. Большая семья, дружная. Княжич, который прежде из малышей только своих брата и сестер видел, да и то редко, посматривал на них с опаской, а они в ответ – разглядывали без малейшего стеснения. И хотя некоторые из детей словно на иголках сидели, ни минуты покоя, но все равно за столом не было шумно. А уж когда заговаривал хозяин – негромко, спокойно, – и вовсе все притихали.
Иван Никанорович Еманов, как и положено, сидел во главе стола, по левую руку от него – хозяйка. Алёну с воеводой усадили рядом с ней, а вот княжича – по правую руку от старого пластуна. И хотя Дмитрий сам этого не видел, но засек Олег: весь ужин Еманов очень внимательно наблюдал за своим новым учеником, подмечая всякие мелочи – как сидит, как двигается, один раз кружку локтем толкнул, будто невзначай, проверяя проворство.
Алёна негромко шушукалась с бабушкой, рассказывая о службе и своем пребывании во дворце, расспрашивая о многочисленной родне. Олег слушал краем уха, хотя и старался не подслушивать, но когда звучало его имя – удержаться не мог. Но все же он больше разглядывал собравшихся за столом. Кого-то узнавал, например старшего сына, тоже Ивана, и его жену, но многих и не видел никогда.
Впрочем, если встречал, не узнать кого-то из Емановых было трудно, одна порода. Старый пластун, к слову, за минувшие годы почти не изменился. Как было ему на вид около сорока, так и осталось, разве что морщины стали глубже. Невысокий, вровень с женой, худощавый – на вид плевком перешибешь, почти лысый, пропеченный солнцем до бронзового цвета. И сыновья похожие, разве что младший бороду носил.
Только несерьезным видом старика Олег и с самого начала не обманывался, повидал он таких в жизни, двужильных. Знавал одного сержанта, такого же вот склада, который очень любил длинные марш-броски в полной выкладке. И когда здоровые лбы вроде самого Олега обливались потом и спотыкались от усталости, этот только посмеивался да подгонял, как будто и не бежал наравне со всеми.
– А что, Олег, баню-то ты еще уважаешь? Как оно с этим делом у князя? – спросил Еманов-старший под конец ужина, уже и самовар почти весь выпили.
– Да какая там баня, слово одно, – охотно отозвался Олег. – И веников твоих нет, и попарить хорошо некому.
– Добро. Значит, затопим, как вернемся, – удовлетворенно кивнул старик. – А пока пойдем-ка дров наколем.
Олег без возражений выбрался из-за стола, осторожничая, чтобы не толкнуть соседей и ничего на столе не уронить, – без привычки покинуть длинную общую лавку было не так-то просто. Это Еманову хорошо, он на стуле со спинкой сидел, ну да на то он и глава семьи.
Шарик встречал у двери. Лизал руки и ворчал, жалуясь на несправедливую разлуку и на то, что его, как собаку, на дворе оставили. Хотя до этого, воевода узнавал, дрых без задних ног в тени между сараями. Но не потрепать пса за ушами не мог. Остановился поговорить, извинился, что чужой дом – чужие порядки, а вот как в свой новый приедут, так никто его притеснять не станет!
– Никогда я к этому не привыкну, – насмешливо проговорил Еманов, когда они через минуту стронулись с места. – Тетешкаться с собакой, как с ребенком… Испортил пса, избаловал. Он у тебя небось к охоте уж и не годен, а какой кобель был!
– А я тоже к охоте не годен, так что мы с ним друг друга понимаем, – отмахнулся от этого ворчания Рубцов.
На двор опустились сумерки, но дорогу к дровяному сараю и к колоде под навесом Олег и без хозяина нашел бы легко – все это тоже как будто не изменилось за минувшие годы, а он до странности ясно помнил эту станицу и весь этот двор, как будто не десять лет с лишком минуло.
Старик сел на поленце в стороне, Шарик прихватил один из чурбачков поуже и улегся разбирать его в щепы, а воевода без слов и уточнений скинул рубаху и взялся за топор.
– Жениться, значит, надумал. – Еманов не стал долго тянуть с разговором, за которым гостя сюда и привел. – А что ж раньше-то не сподобился?
– Видимо, Алёну ждал, – легко ответил Олег, не вдаваясь в подробности.
Вряд ли старику интересно выслушивать все то, что пару седмиц назад спутанной паклей забивало голову первого княжеского воеводы. Рубцову и самому-то это уже было неинтересно.
– Любишь? – спросил Еманов через несколько мгновений, проводив взглядом топор, коротко и точно опустившийся на березовый чурбак.
– Люблю, – в том же тоне ровно отозвался Олег. Подобрал одну из половинок, поставил на колоду, ударил. Чурки разлетелись на части со слабым звоном – хорошие дрова, сухие.
– Бедовый ты мужик, Рубцов. Неспокойный, – заметил Иван Никанорович с глубоким вздохом.
– Я над собой работаю, – улыбнулся тот в ответ, бросая чурки в приличную кучу колотых дров чуть в стороне. – Землю вот князь пожаловал в Моховом уезде близ пятой заставы, – заметил между прочим, ставя новый чурбак и примериваясь. – Буду учиться мирному применению янтаря, пока жена службу несет.
Разговор этот и торг его забавляли. Ясно же, не станет старик всерьез препятствовать свадьбе, если уже и со жрицами сговорено. Да и разговор бы он тогда завел другой и не здесь. Но и в стороне остаться не мог, небось еще и обидно, что без него все решили, вот и пользовался случаем поворчать, волю свою показать и то, что внучку абы кому не отдадут. И Олег это понимал, и Еманов знал, что Олег понимает, но оба делали вид, что все серьезно и не о том. А что он не «абы кто», Рубцов готов был доказать на деле, если понадобится.
– Хитро устроился, – одобрительно крякнул Еманов. Помолчал пару минут, а потом вдруг заговорил вовсе о другом – то ли ответами успокоился, то ли наблюдением за чужой работой. – Про княжича что скажешь?
