— Это каким?! — внутри добавилось отчаянья.
Мистер Мужчина С Обложки Модного Журнала глянул так, что прямо обжег глазами.
— Головой, хотя чем там работать, разве что для минета сгодишься.
Больно, чертовски больно и обидно. Дальше получилось импульсивно и быстро, отвесила ему пощечину так, что голова его совершенная качнулась, и один вихор из идеальной прически упал на лоб. Его реакции хватило только на то, чтобы схватить мою руку после удара, не позволяя ее убрать, не разрешая мне убежать, чтобы попытаться спрятаться от наверняка последующего ответного гнева, хотя бы за конструкцией труб из Икеи. Дима рыкнул, подтащил еще ближе к себе и уставился свирепым взглядом мне в лицо. Быть мне опять битой… Но я не струсила, нет, не дождется чертов выпендрежник. Бурно дыша от возмущения, с побежавшими таки по щекам слезами, ответила не менее пронзительным бешеным взглядом. Унижать я себе никогда никому не позволю. Даже ему… Дима снова зарычал, но сейчас кроме гнева почудились какие-то другие, прошедшие током по хребту нотки. У меня отнялась рука, которой я его ударила, и ноги тоже начали отниматься, подкашиваться. В ответ на его откровенное унижение захотелось наброситься на его рычащий рот, не менее рычащим голодным поцелуем… Идиотка, голова у меня тоже походу отнялась.
Мистер Совершенство
Куда девалась моя хваленая реакция?! Как я мог пропустить удар?! Нет, даже не это, как я мог такое сказать?! Лягушонок, ее распущенные рыжие лохмы, бесконечные ноги, едва прикрытые подолом явно мужской футболки, слепили глаза и дурманили голову. Понимание того, что эти двое далеко не просто друзья, почему-то иррационально бесило. Интересно, там, под серой тканью, есть белье? Или, поскольку я своим приходом прервал их постельные занятия, на ней только футболка и больше ничего? Снова возникла плохо поддающаяся контролю ярость, от которой я вздулся во все стороны, во всяком случае, штаны опять стали малы. Тетя Наташа переживала, где ее маленькая лягушечка, а она, возомнив себя кроликом, спокойно трахается со своим дружком. И владелец магазина, наверное, тоже ее трахал, драл как сидорову козу, не просто же так Лягушонка сняли в такой довольно престижной рекламе. Все эти мысли не давали мне разумно мыслить, за что и получил.
Она хлестнула меня жестко, совсем не по-девичьи, но даже после этого мозги не встали на место. Рык вырвался сам собой. Первым слепящим желанием было причинить ответную боль, жестко схватил за руку и потянул на себя. А потом наткнулся взглядом на ее губы, погибель для мужиков, и большие глаза, в которых было так много возмущения, что оно вырывалось солеными каплями на щеки, а еще бурно воздымающаяся грудь, и я опять рычал, но совсем по другой причине. Похоть скрутила каждый мускул в теле. Хотелось только одного, повалить ее на кровать, поднять футболку вверх, проверить, наконец, в белье ли она под этой едва прикрывающей попу футболкой. Избавиться от белья, если оно все-таки есть, раздвинуть ноги… и взять, превратив ее возмущение и свою ярость в хриплые стоны удовольствия. В общем, высокие «братские» чувства. Мозги запеклись от этого дикого желания.
Лягушонок со всей силы дернула рукой, вырвала ее из судорогообразной хватки моих пальцев. Снова потянулся к ней догнать, вернуть на место, сломать любое сопротивление. Ударила в грудь ладонями, отскочила от меня, словно я раскаленный не только внутри, но и снаружи тоже. Нервными жестами вытерла слезы со своих щек, и направилась обратно в коридор. Сняла с вешалки свое пальто.
— Куда?! — снова вскипел я от этой невыносимой девчонки.
— Осваивать новый способ заработка, раз уж я ни на что другое не гожусь. Спасибо, что подсказал, — с каким-то озорством ответила Инна, хотя по щекам продолжали катиться слезы.
Слезы, которые вызвал я. Ей всегда удавалось меня устыдить, окунуть головой в свое же собственное скотство.
— Без одежды и сумки?!
— Думаю, на одежду я уж точно насосу.
— Ты ненормальная?! — даже не знал, что можно сказать после этих слов.
Зато Лягушонок всегда знала, как поставить человека на место.
— Конечно, ненормальная, кажется, ты забыл, пока по Европам мотался.
Теперь Инна взяла сапоги, присела на пуфик с намерением обуться. Конечно, я не позволил, в отчаянной схватке с бешеной лягушкой отобрал обувь, откинул в сторону. Сапоги, пролетев дверной проем, упали в кухне, звонко громыхнув каблуками о кафель. Заслужил еще один свирепый взгляд зеленых глаз.
— В таком виде я тебя никуда не пущу.
— Извини, но твое общество перестало радовать. Впрочем, не буду возражать, если уберешься ты, тем более, я не помню, чтобы тебя сюда приглашали.
Снова бесит, рыжая языкастая зараза.
— А ты и дальше продолжишь раздеваться перед всеми, кто тебе заплатит деньги?
Опять совсем не то сказал, зачем-то снова оскорбил, зря тетя Наташа выбрала меня посредником. Новая Жар-птица меня постоянно задевала, опаляла, не давая разумно мыслить. Зеленые глаза снова вспыхнули возмущением, Лягушонок, будто кошка, ощерилась, разъяренно всплеснув руками. Слава богу, на этот раз не по моей башке.
— Вы как неандертальцы, честное слово, тысячи женщин продают свою красоту и раздеваются. Мир у нас такой сейчас, без цензуры. И все спокойно к этому относятся, пока дело не касается ваших близких. Тогда вы включаете непонятно кого, собственников, праведников, и начинаете бычиться. Ах, она меня опозорила. Это просто реклама… Реклама белья, которое вы так любите видеть на своих женщинах. Ладно дядя Саша, но от тебя, Мистер Совершенство, я не ожидала такой дремучести, мне кажется, в Европе даже медведи более прогрессивные.
— Прежде чем идти и сниматься почти голой, надо было спросить разрешение у родителей. Тебе все равно, море по колено, всегда была безбашенной, а им краснеть из-за тебя перед знакомыми.
Слезы опять покатились по девичьим щекам.
— Увы, не всеми детьми удается гордиться, за некоторых приходится краснеть. Но дядя Саша может себя успокаивать мыслью, что я не его родная дочь. И знаешь, ты, кажется, не заметил, некоторые не видят дальше своего великолепного римского носа, но я совершеннолетняя и могу самостоятельно принимать решения.
— Совершеннолетняя, млин, за твое обучение до сих пор платит отец из своего кармана.
— Думаешь, на обучение я должна была заработать минетом?!
— С тобой невозможно разговаривать.
— Вот и отлично, давай топай отсюда... И знаешь, я весь свой гонорар, хотела отдать дяде Саше, чтобы хоть как-то компенсировать те деньги, которые он потратил на обучение неродной дочери. Но он не взял. Хочешь, могу тебе отдать, кажется, т-ты тоже когда-то подкидывал на мое об-бучение…
Голос сводной бестолочи задребезжал, и по щекам снова покатились слезы, показывая, какую обиду, мы нанесли ей своим неприятием, и губы, круче чем у Анджелины Джоли, задрожали.
— Почему все видят во мне только плохое… Это ведь хорошая реклама, хороший контракт, я обошла кучу претенденток. А если учесть, что я не профессиональная модель, то мне просто феноменально повезло. Но вы со своей уязвленной гордостью словно с писаной торбой носитесь.
