Во вторник пищать в организме стало еще сильнее, я не выдержал, посмотрел, когда у Лягушонка заканчиваются пары, и решил навестить ее институте. Важное собрание, которое нельзя пропустить, было назначено на пять, значит, у меня есть пара часиков для подзарядки. Предварительно заехал в один дорогой магазин цветов и купил для Рыжей нехилый такой букетик. Странно, почему-то я никогда не дарил Лягушонку цветы. Хотя шикарные букеты — это мой личный пунктик. Всегда преподносил женщинам красиво составленные охапки цветов, от которых девушки визжали, а дамы постарше восторженно ахали: «Боже, какая прелесть». Наверное, не видел в ней девушку раньше, только мелкую, несуразную, языкастую, временами забавную вредину. А после приезда из Европы рассмотрел… Хотя нет, рассмотрел раньше, но даже мысли в эту сторону себе запрещал.
Цветы выбрал под стать тем ощущениям, которые вызывала во мне Инна: декоративные подсолнухи, герберы, приправленные мелкими рыжими розочками. Ярко, игриво, солнечно и немного колет. Для полной картины не хватало только жгучей крапивы.
Припарковал машину на стоянке около учебного заведения сводной. Блин, как прыщавый подросток волнуюсь. И перед кем?! Перед Лягушонком, которую знаю с детства. Цветы оставил на сиденье, люблю красивые жесты, но не при зрителях, ибо отдает театральщиной и показухой. Ее восхищение, визжание, благодарность и другие эмоции, должны быть только моими, я жадный.
Вышел из машины. Сердце-солнце забабахало сильнее в груди. Предвкушает подзарядку, я тоже предвкушаю…
— О, привет!
Через две машины от моего шикарного внедорожника стоял потрепанный форд Пухлого-тухлого. Невольно внутренне передернуло, не любил я этого патлатого, напоминающего прекрасного принца, блондина. Не мог простить, слишком легкомысленное отношение к Инниной безопасности, занятия их постельные бесили, не понимал близости, которая была между ними. А может, просто ревновал.
— Привет, — словно лучшему другу, заулыбался мне Колька, подошел ближе, протянул руку.
Нехотя пожал его лапищу.
— Решил Инну проведать?
— Есть одно дело, — лаконично ответил я.
Любопытный Кравцов бросил взгляд на автомобильное сиденье, где лежали мои первые цветы для Лягушонка. Присвистнул, увидев букет…
— Дай угадаю, Солома и с тобой переспала? Во дает, даже не посмотрела на ваши почти родственные связи.
— Что?! — ошарашено спросил я.
— И, судя по размеру букетика, произвела неизгладимое впечатление. Это она умеет… Сосет так, что сразу в раю себя чувствуешь, ну еще бы, с такими-то губами.
— Что ты сказал?! — схватил за грудки этого придурка.
— Сосет, говорю, классно. Вижу, впечатлила. Мой тебе совет, ты только не признавайся Инне, что влюбился. Иначе все — труба дело, она своей цели достигла, потом ей не интересно, перешагнет и пойдет дальше, крутить рыжим хвостом перед очередной вершиной. А так, может, еще пару палок обломится.
Внутри творилось что-то страшное, темное. Тряхнул головой, пытаясь сбросить с себя ту пошлятину, которую говорил в адрес моего Лягушонка ее друг детства. Это не может быть правдой.
— Через тебя тоже перешагнула? — высказал догадку я.
— Да постоянно перешагивает, — равнодушно пожал плечами Кравцов, —правда мне плевать, потом все равно вернется. Мы с Инной друзья, наши чувства выше этих постельных побед. Ну, иногда, конечно, трахаемся по-дружески в перерывах между ее и моими вершинами. А ты думал, Рыжая девочка-целочка, с такойто фигурой, ногами и губами?!
Нет, я не думал, что Инна девственница, но и не мог представить себе подобное блядство. Сводная казалась такой гордячкой, мне за слово «минет» пощечину влепила, будь здоров.
— Знаешь, есть такая поговорка, когда крыша ржавая, подвал подтекает. Это про нее… Ну, ты понял, о чем я, — и потрепал меня, застывшего и ошарашенного, по плечу, словно лошка какого-то.
Нет, не понял. Какого хрена, этот блондинистый придурок, если он Инне действительно друг, говорит про нее такие гадости. Как смеет открывать свой поганый рот?!
Схватил его за грудки, прислонил к машине, и с чувством двинул по роже. Руку прострелило болью, но зверство внутри не уменьшилось.
— Такое часто бывают у детей, над которыми в детстве издевались, — не отреагировал на мою агрессию Тухлый, только сплюнул кровь с разбитой губы. — Им нужны постоянные доказательства того, что гадкого утенка больше не существует. Знаю, я ведь такой же, бывший гадкий. Мне тоже девушки интересны только на пару раз, пока у них глаза не засветятся. Все, кроме старой подруги Инны, потому что с ней можно не бояться быть гадким.
Идеальная парочка друзей, млять.
— Помню, в одиннадцатом классе мы даже поспорили с ней, кто больше соблазнит лиц противоположного пола.
Слова Тухлого, звучали противной сиреной в мозгу. Раздражает, мерзко, хочется уши закрыть. Во всем теле будто лопались сосуды, из которых хлынула не кровь, а что-то темное, приправленное, одновременно гневом, растерянностью и отвращением.
— Она меня почти в два раза обогнала, хотя я неплохо умею разводить девчонок на секс. Но ей проще, конечно. Бабы любят ломаться, даже если самой не терпится ножки раздвинуть, строят из себя непонятно кого, хотят любви, как в кино показывают. А парням только предложи присунуть, даже страшиле никто не откажется, и уж тем более, такой губастой красотке.
– Не-ет, — хрипел я простуженный, обмороженный этими словами.
— Не веришь, можешь вон, хоть у Данила спросить… Эй, Данил, иди к нам!
Этого Данилу и некоторых других парней я видел однажды рядом с Инной. Только всегда думал, это просто назойливые поклонники, до того голодные взгляды они бросали на Лягушонка.
А темнота все прибывала и прибывала внутрь организма, скоро до краев заполнит…
— Скажи, Солома обалденная в постели.
— Высший класс, — подтвердил Данила, но в глаза не смотрел, в отличие от Тухлого, видимо, стеснялся обсуждать подобные темы вслух.
Меня начало подташнивать. Солнце, залитое дерьмом, болезненно шипело в груди.
Ослабил душивший меня галстук, но легче дышать не стало. Гнев заполонил тело, перекрывая доступ кислороду. Снова схватил патлатого за грудки, с чувством двинул по его псевдопринцевскому фейсу.
— Не смей больше приближаться к Инне, ты ей кто угодно, но точно не друг…
— Друг, — хрипел Тухлый, — потому что со мной она может не притворяться, быть плохой. Мы с ней одинаковые.
Одинаково гнилые?!
— Друзья не выставляют друзей перед окружающими в нелицеприятном свете. Ты бы еще к ее маме пошел, рассказал, какая Инна шлюшка.
— А ты ее главный обидчик в детстве, — не остался в долгу Тухлый. — Инка тебя всегда ненавидела, потому что на фоне твоего совершенства чувствовала себе ущербной. Молодец Солома, красиво отомстила, по уши в себя влюбила…
