Должна признать, эти горячие и, в какой-то мере, отчаянные просьбы махом губят обретенную решительность. Меня бросает в водоворот таких эмоций, которые я не в силах разделить и объяснить.
Я… Я тоже очень сильно его хочу.
В конце концов, ничего ведь не теряю. Он уже делал со мной все эти постыдные грязные вещи. Я обещала ему свое тело на полгода. Вот только… Сегодня мы, вроде как, замахнулись на повышение ставок.
Договор не состоялся. Но он заставил меня еще больше волноваться о том, не много ли я ему отдаю? Смогу ли забрать себя обратно?
— Андрей, пожалуйста, остановись… Не сегодня… Я очень устала…
— Я быстро… — и в шею мне зубами и губами впивается. Влажно, очень влажно и жестко целует и кусает. Как маньяк. Как одержимый. Мной. Ладонями грудь сминает. Напряженным пахом между ног толкается. — Я быстро. Отвечаю.
— Я сказала, нет, — пытаюсь звучать твердо, а у самой аж глаза закатываются.
Ожидаемо свирепеет мой медведь. Губы с такой силой закусывает… Когда отпускает, на них выступает кровь. Охаю и бесцельно смотрю на эти капли. Внутри все сжимается и горячо пульсирует. Мне жаль… Но я не знаю, что должна делать.
Андрей отстраняется. Выпрямляется. И… начинает раздеваться.
Неужели силой возьмет? Боже…
— Остановись… — мой сиплый шепот едва различим на фоне его тяжелого дыхания.
Нет, не слышит. Смотрит лишь на мое обнаженное тело. Распускает ремень, тянет вниз молнию и высвобождает член.
Я дергаюсь, он тут же руками ловит.
— Не бойся. Не трону, — вновь наклоняется к моему лицу. — Просто полежи так… Пожалуйста… Трахать не буду. Обещаю.
Да, под действием алкоголя Рейнер — зверь, но, как бы смехотворно это сейчас ни звучало, почти вежливый зверь.
Не трахает. Вместо этого обхватывает член рукой. У меня глаза от шока еще шире распахиваются, когда он слегка сжимает себя пальцами. Проводит кулаком по всей длине. И всем своим крупным телом содрогается.
Я возбуждаюсь, теряюсь и еще каким-то чувством наполняюсь… Поэтому, когда Андрей, не прекращая работать рукой, тянется и запечатывает мой рот поцелуем, обнимаю его. Выгибаясь в пояснице, судорожно прижимаю его к себе. Он стонет. Так громко и протяжно стонет… Прямо мне в рот.
Дальше происходящее превращается в откровенное сумасшествие. Я, как оголодавшая падшая женщина, обхватываю его ногами. Рейнер убирает руку. Сжимая мои бедра, толкается членом. Но не входит. Только трется. Я сама трусь. И целую его. Целую, словно одуревшая. Не стесняясь звуков и стонов, которые между нами разлетаются.
Это больше, чем мы договаривались… Это почти так, как он хочет… Так, как подсознательно хочу я…
Чувствую его твердый и горячий член между своих половых губ. На клиторе. В обилии вязкой смазки. Везде.
Коротит… Меня замыкает. Разбивает азбукой Морзе.
«Пососи у меня…»
Язык его засасываю. И разрываюсь, словно граната. Огненной волной все смываю. Горячее семя выстреливает мне на живот, когда я уже ору, как сирена, отправляя всей московской агломерации голосовое сообщение, что у меня, черт возьми, случился оргазм.
Какой контроль? С Рейнером, стоит ему проявить хоть каплю ласки, обо всем забываю.
Все или ничего.
Здесь и сейчас. Хочу. Все.
16
— Правила боя знаешь?
Андрей взял меня за руку еще перед входом на спортивную арену, и сейчас я, под шквалом криков и витающего в воздухе адреналина, нервно сжимаю его пальцы.
— Нет, — не уверена, что расслышал. Для наглядности еще и головой мотаю. — Я не люблю агрессию, — почти кричу, не забывая настороженно оглядываться.
По спине озноб скатывается. Отчаянно хочется повернуть обратно к выходу. Только сама не решусь, а Рейнер уверенно двигается вглубь зала и меня за собой ведет.
Возможность продолжить разговор появляется, только когда мы занимаем свои места.
— В боксе нет агрессии как таковой. Это спортивное состязание, в первую очередь. На силу и выносливость, безусловно. Но, чтобы ты понимала… Дабы попасть на этот ринг, требуется приложить большой труд. И чтобы удержаться, постоянно оттачивать мастерство.
— Ты раньше тоже этим занимался? — подвожу к тому, что интересно лично мне. — Помню, что у тебя был какой-то спорт…
— Спорт помнишь, меня не помнишь, — зачем-то припоминает брошенную мной в волнении ложь.
Под прицелом его настойчивого взгляда лицо, словно тысячами иголок жжет, но я упорно избегаю зрительного контакта.
— Помню, конечно. И тебя, и спорт твой… — признаю якобы равнодушным тоном.
Рейнер выдерживает неясную для меня паузу. Чувствую только, что продолжает смотреть. Так пристально, кожа горит.
— Да, я пятнадцать лет занимался боксом, — делится явно неохотно.
И на этот раз замолкает с выверенными интонациями и четким посылом, что тема закрыта.
Поднимая к Андрею глаза, гашу внутри себя невыразимое желание вновь взять его за руку.
— Все-таки очень жаль, что так получилось.
— Как? — Рейнер прищуривается.
Не зря. Знаю, что мои слова ему не понравятся, но удержать их попросту не могу.
— Что ты не смог уйти и не вернуться.
Он с силой стискивает челюсти и выразительно-медленно вдыхает.
— Да, — все, что отвечает.
А я, ощущая себя поистине кровожадной, чувствую скребущее неудовлетворение. На что рассчитывала? Что он вспылит? Взвалит меня на плечо и унесет из этого места. Туда, где мы сможем остаться одни и бесконечно выяснять отношения?
В кошмар превратилась не только моя жизнь… Я сама.
Звук хочу громче. Эмоции сильнее. Словами ударить больнее.
Что он со мной сделал?
По телу мурашки идут, но зрительный контакт не разрываю.
Нас оглушает рев толпы. Он гремит между рядами и вибрирующей пульсацией скатывается к помосту ринга, а так как мы занимаем первый ряд, то кажется, что вся бушующая агрессия и адреналин летят просто нам в спину.
— Дамы и господа, — даже голос конферансье звучит мощно и как-то ошеломляюще помпезно. Направляю, наконец, взгляд в центр. — Этим вечером на ринге столкнутся два невероятно сильных и стойких бойца. Два действующих чемпиона. Сейчас невозможно предсказать, чем закончится этот поединок. Но могу обещать с твердой уверенностью: нас ждет по-настоящему зрелищный, поистине жесткий и кровавый бокс!
Если до этого кто-нибудь из зрителей еще оставался спокойным, последнее вербальное подстегивание не оставляет никаких шансов на мирную атмосферу. По всей видимости, слова конферансье глубоко затрагивают всех фанов и почитателей бокса. Они взрываются одобрительным гулом и режут общий шум стойкими высокими выкриками.