Захлебываюсь воздухом и беспорядочно стону, когда Андрей начинает в меня кончать.
Взрываюсь. Разлетаюсь. На ослепляющем и оглушающем пике наслаждения едва сознание не теряю.
Рейнер, продлевая наше общее удовольствие, до последних спазмов вбивается в мое пульсирующее лоно. А позднее, не извлекая член, припадает влажной грудью к моей спине. Вжимается лицом в затылок. Тяжело и горячо дышит.
— Я внутри тебя, Тата. Не только сейчас. Постоянно. Я — там. Признай.
— Я…
— А ты — внутри меня. Непрерывно. Никого кроме. Только ты.
— Я…
— Моя.
21
Рейнер
Первый месяц ожидаемых результатов не приносит. У Таты приходят месячные. Даю ей покой: первый день, второй… На третий вхожу в ванную, когда она стоит под душем. Скольжу ладонями по животу. Прижимаюсь со спины. Дурею от контакта с ее теплым и мокрым телом.
— У тебя что-то болит?
Трусь членом о ее охренительную задницу.
— Нет, — в голосе Натали отчетливо улавливаются колебания и волнение.
— Хочу тебя, — кусаю шею. Языком капли воды собираю. — Голодный. Мать вашу… Все внутри скручивает.
— Хм… М-м-м…
— Как это расшифровывать? — отрывисто посмеиваюсь, подталкивая девчонку к стене. — Обопрись на кафель.
Подчиняется. Выставляя руки, инстинктивно в пояснице прогибается. Веду ладонями по узкой спине. Пальцами выступающие позвонки перебираю.
— Красивая, — постоянно ей это говорю, потому как — правда. Краше Стародубцевой Наташки, бляха, нигде и никогда не видел. — Моя.
Оставляю воду, она лишь мне на спину падает. Жаром тело наливается совсем по другим причинам. Кровь в жилах закипает. Торопливо в густой сироп сворачивается. Сливается вся в пах. Член до боли распирает. Воспламеняется. Стоит пошевелиться, он от собственного веса ноющей мукой отзывается. Простреливает огненными стрелами низ живота.
— Еще есть кровь… Немного… — предупреждает Наташа едва различимым шепотом.
— Мне все равно. Для тебя проблема?
— Н-нет… Наверное…
— Тогда полетели.
Трогаю пальцами, только чтобы убедиться, что готова меня принять. И забываюсь. У меня никогда не случалось секса с «кровящей» женщиной. Но я знаю, что такое кровь, и какая она на ощупь. Между ног у Татки другая влага. Течет моя девчонка от возбуждения. Смиряя рвущую жилы похоть, еще чуть задерживаюсь с ласками. Рвано выдыхая, растягиваю это жалкое подобие прелюдии.
Дальше не сдерживаюсь. Секс получается жестким и быстрым. Как пацан, которому впервые дали, едва не кончаю на первом толчке. Сцепляя зубы, хрипло выцеживаю воздух. Жадно сминая грудь Таты, перекатываю между пальцами соски. Целую и кусаю все участки ее напряженного и хрупкого тела, к которым только получаю доступ. Следы оставляю. Красные бороздки, пятнышки раздражения, бордовые засосы. Позже, после разрядки, долго всю эту жесть разглядываю. Вроде и жаль. А с другой стороны… Моя она. Пусть, блядь, каждая тварь видит.
— Нужно, чтобы ты подъехала со мной в офис, — оповещаю полчаса спустя, за завтраком.
Татка машинально поправляет воротник-стойку и, задерживая руку на шее, смотрит растерянно.
— Зачем?
— Это не займет много времени.
— Но зачем?
— Надо.
— А ты не мог бы все же выражаться конкретнее? Или хотя бы предупреждать заранее. Вчера, например. У меня ведь учеба. Сегодня первая пара у строгого преподавателя, — выкладывает с беспокойством школьницы-отличницы.
Невольно усмехаюсь.
— Не делай нервы на ровном месте. За один пропуск ничего тебе не сделают.
— Может, и не сделают. Но я сама не хочу пропускать.
Мать вашу, я, конечно, понимаю, что эта чертова учеба для нее крайне важна… Никуда не денешься. Целенаправленно выравнивая дыхание, стараюсь сдержать характер и не напирать из принципа.
— Тогда после пар? Во сколько заканчиваешь?
— В пятнадцать тридцать, — заметно оттаивает, по голосу слышу, что напряжение ее отпускает.
Почти улыбается мне. Это своего рода благодарность. Натка делает так каждый раз, когда я послабляю давление и первым иду на контакт.
— Скажу Виктору, чтобы привез тебя в офис.
— Хорошо. Тогда я ушла? Сейчас?
— Да. Давай.
— Окей.
Поднимается, но не выходит. Застывает у стола. Приподнимая брови, встречаю ее робкий взгляд.
— Что еще?
— Нет… Ничего, — краснеет и, разворачиваясь, быстро семенит на выход.
Хрен пойми, что хотела? Не скажет же… Постоянно с ней так: догадывайся, думай, мусоль одну и ту же мысль на протяжении всего дня.
А он и без того, как обычно, выдается суматошным.
Когда в начале пятого раздается тихий стук, еще до того, как дверь открывается, догадываюсь, что Натка скребется.
— Там… Секретаря нет на месте. Я подумала…
— Входи.
Пробирается нерешительно. Оглядываясь по сторонам, не решается садиться, пока не указываю ей на кресло.
Походу набираю юриста:
— Костя, подходи, — отключаясь, задерживаю на Тате взгляд. — Как дела? Нормально?
— Угу, — растирает переносицу, словно спрятаться надеется.
Видимо, неловко ей на нейтральной территории встречаться. Привыкла к домашней обстановке. Тут-то мы, будто чужие.
— Чай, кофе будешь?
— Можно, — и плечами пожимает.
— Так что? Чай или кофе?
— Давай кофе.
Когда выглядываю в приемную, чтобы проверить, вернулась ли Алла Дмитриевна, подходит Костя.
Пока ждем кофе, представляю его по всем регалиям, чтобы в дальнейшем не стопориться на этом моменте. Он-то в курсе, кто такая Стародубцева и зачем она здесь.
— Все готово?
— Да, как и договаривались, Андрей Николаевич.
В свое кресло не возвращаюсь. Сажусь ближе к ним. Напротив Таты. Костя сбоку от девчонки, бумаги подсовывает и уже вовсю «семерки плетет[1]».
— Наталья Степановна, у вас с Андреем Николаевичем существует устная договоренность, которую нужно оформить юридически. Я подготовил документы, все ваши права соблюдены. Требуется лишь подпись в трех местах. Здесь… и…
— А что именно тут сказано? — щеки Татки моментально ярко-красным цветом наливаются. Придерживая пальцами уголок договора, не дает Косте пододвинуть его к себе. — Зачем? Все и так нормально.
— Это договор купли-продажи на квартиру в районе Первой речки, — вступаю я.
