Чтобы не сидеть совсем без дела, возвращаюсь в гостиную за своей книжкой, а потом устраиваюсь с ней на диване, который расположен напротив стола Андрея.
— И все-таки… — клянусь, он напрягается каждый раз, когда начинаю предложение подобным образом. Взглядом обжигает. Выдержать трудно, но я не отворачиваюсь. — Позволь поинтересоваться, у тебя до меня было вот так?
— Как?
— Жить вместе, спать, проводить столько времени вдвоем… — перечисляю, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. Даже усмехаюсь в конце, дрожащими руками прижимая к груди книжку. Там, за ребрами, оголтело колотится сердце. — Вот так…
— Нет.
— Почему? — тут же выстреливаю с новым вопросом.
Андрей, поджимая губы, склоняет голову на бок.
— Тебя ждал.
Он говорит суровым тоном, а мне кажется, что шутит. Я смеюсь легко и звонко. Так, что в ушах звенит.
— Прекрати, Рейнер. Я серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю, — остужает уже и взглядом. — Ты мне всегда нравилась. Я знал, что заберу тебя.
— Даже так? Мм-м… — на мгновение теряюсь. — Зачем же так? — я вроде еще улыбаюсь, но голос резко садится.
— Так получилось, — спокойно отвечает Андрей. — Купчиха хотела денег, а я хотел тебя.
— Просто…
— Просто не позволил бы, чтобы тебя забрал кто-нибудь другой.
— Ну да, — киваю и, откидываясь на спинку, располагаю перед собой книгу.
Делаю вид, что читаю. Сама же прислушиваюсь к себе и осознаю, что не сержусь, как раньше. Наверное, шок прошел, и я привыкла ко всей этой ситуации.
— Давай на обед испечем пиццу, — предлагаю. Поднимая глаза, ловлю крайне удивленный взгляд Андрея. Видимо, он не ожидал, что я продолжу беседу в мирном русле. Раньше, после таких тем, психовала и замыкалась в себе. — Я сделаю тесто, а ты поможешь мне с начинкой. Потом фильм можно посмотреть, м?
— Считай, что договорились, — заверяет он и опускает взгляд на бумаги. — Полчаса, — напоминает.
— Окей, — вздыхаю и берусь обратно за книгу, которую мне, скорее всего, придется все-таки начинать читать заново.
Не замечаю, как засыпаю. Осознаю, что задремала, только когда Андрей поднимает меня на руки.
— Уже закончил? — спрашиваю, обнимая за шею.
— Да.
Понимаю, что несет меня в спальню.
— Я не хочу спать.
— Мы не будем.
— А что будем?
Должна признать, предвкушаю. Откровенно наслаждаюсь всем, что он со мной делает. Вот только в спальне, едва Рейнер опускает меня на кровать, звонит его телефон. Он смотрит на экран, недовольно хмурится, но принимает вызов.
Выходит в коридор. Отсутствует долго, поэтому я решаю быстро принять душ.
Снимаю в ванной одежду и зашагиваю в душевую.
Успеваю полностью намылиться, когда слышу, как открывается дверь.
— Можно к тебе? — ерничаю я, забавляясь.
— Что?
Андрей ступает на поддон и проталкивает меня вглубь.
— Ты должен был спросить, можно ли ко мне войти, — поясняю и улыбаюсь. — Я тебя всегда спрашиваю.
— Что ж… А я нет.
— Я заметила, — хмыкаю. И шумно вздыхаю. — Ох, Андрей…
Казалось бы, ничего такого не делает. Просто оттесняет меня к стене и замирает, упираясь ладонями в плитку по бокам.
Стоим под тугими струями горячей воды.
— Зачем среди дня в душ пошла?
— Захотела…
— Хм, значит, я все правильно понял, — целует, слизывая воду с моих губ. — Ты же знала, что следом приду?
— Да…
— А пицца когда? — усмехается.
Оглаживая мое тело ладонями, вжимает собой в стену.
— После… душа…
— Договорились.
33
Рейнер
С Купчихой нужно было что-то решать. Как только тварь прознала, что Татка умышленно перенаправила на меня звонки, стала, падла гонимая, вылавливать ее то у дома, то возле университета. Предъявы какие-то кидать и давить на Таткину гипертрофированную совестливость. Жалостью добивая, придумала ипохондрику Степану новую болячку, которую нужно вырезать вот прям сейчас.
Наташа несколько раз домой в слезах являлась, мне Виктор докладывал. Вечерами видел, что молчит больше обычного, порывается попросить помощи, да не может решиться.
Тогда напрямую у нее спросил:
— Дать им денег?
Она головой качнула и смиренно поджала дрожащие губы.
— Нет. Скоро… Скоро ведь не будет такой возможности. Надо как-то по-другому им научиться.
И права, конечно… Но это ее «скоро» резануло, мать вашу, в самое сердце.
Действительно ведь скоро. Время неумолимо приближается к концу установленного срока. Уйдет, теперь понимаю. Чтобы я ни делал, уйдет.
Еду на новую квартиру, осознанно выбирая выходной день Степана. Хочу для всех сразу внести ясность, чтобы не смели впредь Татку беспокоить.
— Ой, Андрей Николаевич… — соловьем начинает петь мерзкая тварь.
— Пройти дай.
— Конечно… — поспешно отступает, когда я буром в дом вламываюсь.
Честно говоря, без всяких разговоров задавить ее как вошь порываюсь.
— Всех собери, — не разуваясь, вглубь квартиры прохожу.
От греха подальше закладываю руки в карманы и замираю у окна, пока Купчиха семью сгоняет.
— Все в сборе, — объявляет пару минут спустя.
Я оборачиваюсь. Медленно оцениваю гнилую родню. Вечно недовольную рожу перекошенного старика, им бы только детей пугать. Отрешенный, мать его, лик Таткиного отца. Алчную физиономию мачехи.
Сизой дымкой рассеиваются все благие намерения. Черт стоит прямо над душой и подбивает всех их разом порешить. Сдерживаюсь только ради Наташи.
— А что случилось, зятек? — подает голос эта тварь.
— С Барби все в порядке? — прорывает горе-папашу.
— У меня сериал закончится… — слабым басом харкает старик.
— Манатки свои собирайте, — начинаю без всяких вступления. — Завтра утром у вашей «святой» троицы рейс на Камчатку. Билеты в прихожей на тумбочке. На месте вас встретят. Все договорено. Жилье и работа будут. Для всех, включая деда.
— Как это? — фыркает непонятливая Купчиха. — Мы же здесь только устроились. У Степы работа хорошая, у нас квартира… Зачем нам какая-то Камчатка?
— Затем, что ты, мразина, никак не унимаешься, — словами наотмашь бью, наплевав на уговор держать в неведении отца. Она свою часть сделки тоже нарушила. — Все тебе мало. Шесть лимонов спустила, и дальше доить меня через Наташку вздумала. Да вот ни хуя. Попиздуешь либо на Камчатку, либо на зону. Я причину найду.
