— В прошлую субботу не спрашивала, — подтверждает, не облегчая терзаний моей совести.
— Растерялась… Извини. Надеюсь, твой друг не обиделся?
— Не обиделся. Удивился, что ты угадала.
— Ладно… — пора заняться другими клиентами, но я стою и тяну время. Снова Андрея рассматриваю. — Ужинать будешь?
В прошлый раз еду не заказывал и быстро ушел. По-хорошему, лучше бы и сегодня так. Но я… Жду, что задержится.
— Буду.
Старательно давлю счастливую улыбку.
— Уже решил, что именно хочешь?
В этот момент он так смотрит… Клянусь, что читаю в его глазах конкретный однозначный ответ.
— Ты знаешь, что я предпочитаю.
— Да…
Как же много между нами осталось. Разве могут полгода настолько сблизить людей? Дело даже не в том, что я люблю его. А в том, что я знаю слишком много личного. Вычеркнуть из жизни невозможно. Не представляю, как люди разводятся через пять, десять лет… Это ведь как часть себя оторвать?
Я оторвала. Сама.
Рана еще слишком свежа. И все же не думаю, что что-то разительно изменится через год, два…
— Доверяю выбор тебе, — и снова смотрит так, будто мысли мои читает. По позвоночнику жаркая волна прокатывается. Уверена, Андрей видит, как вздрагиваю и покрываюсь мурашками. — Меню можешь сразу забрать.
— Хорошо, — выдыхаю сипло и сбегаю.
Относя кофе, стараюсь больше не глазеть. Мысленно напоминаю себе, что Рейнер не единственный клиент в ресторане. Я обязана уделять внимание каждому и качественно выполнять свою работу.
С ужином и вовсе впервые обращаюсь к Тамаре, чтобы подменила и вынесла заказ. Сама ухожу в подсобку. Выпиваю немного кефира и глотаю таблетку противовирусного. Возвращаясь в зал, готовлюсь увидеть пустующий столик, за которым сидел Андрей. Готовлюсь и все равно огорчаюсь.
Кусая губы, принимаю заказ у нового клиента и собираю грязную посуду со своих столиков.
В кухне сталкиваюсь с Тамарой.
— Дружок твой? — не знаю, с чего Тамара воспылала ко мне интересом. Удовлетворять ее беспокойство не спешу. — Чумная какая-то…
— Знакомый.
— Даже чаевые не оставил. Я забрала «счет», ровно по чеку было!
Это замечание звучит настолько унизительно, едва справляюсь с неприятным смущением, которое жгучей волной окатывает все тело.
— Он и не должен.
— Хм… Ваши делишки, конечно, но я вот…
— Слушай, отстань, ладно? — не выдержав, выпаливаю я. — Займись работой. А то рассчитать рассчитала, а посуду не убрала. Я же тебе не раз выручала. Во всем.
Тамара краснеет не меньше моего, только от злости и удивления.
— Это вместо благодарности?
— Не лезь ко мне, — предупреждаю, ощущая небывалую агрессию.
Видимо, и напарница это замечает.
— Хамка, — буркнув, дает заднюю.
На этом инцидент должен был быть исчерпан, но как назло в кухню входит вторая напарница и, странно меня оглядывая, вдруг спрашивает:
— Слушай, твоя фамилия ведь Рейнер? Так ты родственница этого магната? Видела, как вы разговаривали…
42
Ну, вот что за люди? Кому какое дело, что у меня за фамилия?
Не считаю нужным объяснять. Просто выхожу из кухни и продолжаю работать. Недавние воспоминания обрушиваются постепенно и заполняют сознание. Какой же шок я испытала, когда заглянула после расставания в свой паспорт. Андрей отдал документы буквально накануне, я и подумать не могла, что там что-то изменилось. Ведь он брал паспорт еще после Москвы. Мотивировал тем, что нужно оформить квартиру и часть акций, которые он мне тогда отписал. Я еще думала: рисуется, покупает. А он… Даже штамп о браке стоит.
«Я дал тебе все, что мог…»
Конечно же, по документации, графику в том числе, я прохожу как Рейнер. Не думала, что это кого-то заинтересует. Надо же было Кате сопоставить! Теперь и Тамара подхватит, улей загудит.
Что за наказание?
И тошнота усиливается. Голова раскалывается.
После смены сплю весь день. Зато следующая ночная проходит легче. Почти не ощущаю слабости, и температура выше тридцати семи с половиной не поднимается. Наверное, слишком себя накрутила. Все дело в нервах. Важно успокоиться, и организм окончательно справится с недомоганием.
В понедельник, в университете, войдя в аудиторию, натыкаюсь взглядом на пустующее место Белова, и меня вдруг охватывает неясное беспокойство. Понимаю, что с пятницы ничего о нем не слышала. Стыдно, ведь и не подумала за выходные позвонить. Да я о нем даже не вспоминала. Все из-за недомогания.
Может, он тоже болеет? Может, что-то нужно?
Едва дождавшись перемены, набираю Валеру. Гудки идут, однако он не отвечает. На следующей перемене попытки дозвониться заканчиваются с тем же успехом. У сокурсников интересуюсь, не знает ли кто, что стряслось. Все в недоумении пожимают плечами.
Я начинаю волноваться сильнее. Набираю его снова и снова. Отчаиваюсь добиться ответа, но позвонить дяде Белова, своему непосредственному начальнику, все же не решаюсь.
А вечером Валера объявляется. Присылает мне sms.
Номер 14: Писать, звонить, отвечать — не могу. Вот такая ерунда.
И фотография… На кровати с загипсованными руками. Обеими!
Номер 14: Попросил маму. Как только смогу, сам позвоню.
Не могу представить, что произошло. Как можно сломать сразу две руки? Но расспрашивать через мать неудобно. Почему он не попросил ее сделать вызов по громкой связи?
Я: Выздоравливай. Звони, как только сможешь.
Наверное, Валера упал. Если лететь лицом вниз, инстинктивно выставишь обе руки. Под весом тела, возможно, случаются такие неприятности.
И все же очень странно… Именно сейчас. И говорить со мной не захотел?
В перегретом температурой мозгу что-то стреляет. Не знаю, как срабатывает. Пролистываю контакты и, тяжело дыша, совершаю вызов на номер, который никогда не собиралась набирать.
Два длинных гудка. Соединение.
— Слушаю, — спокойно произносит Рейнер.
От звуков его голоса, прозвучавшего так близко и вместе с тем так далеко, на несколько секунд теряюсь.
Глубокий вдох.
— Это ты? — сама не знаю, как осмеливаюсь на подобное обвинение. — Зачем ты это сделал?
Андрей ничего не понимает.
— Что именно?
Или же делает вид, что не понимает.
— Валера… Переломы… Только ты… Зачем? Зачем? Когда ты…
