— Она сама туда ушла?
— Нет… Не сама… Так бывает.
Распахивая глаза, слепо пялюсь в темноту. Шумно и часто дышу, никак выровнять этот процесс не получается.
Потянувшись к лампе, сажусь и свешиваю ноги с кровати. И все равно вокруг слишком темно. Меня знобит, прямо потряхивает. Хотя, как показывает термометр, температура в пределах нормы.
Замок под давлением пальцев чрезвычайно громко щелкает. Дверь отворяется с тонким скрипом. Босые ноги разносят по квартире приглушенные шлепки.
Я иду к Андрею.
Не думаю ни о чем. Просто шагаю.
Тихо отворяю дверь в гостевую спальню и на носочках крадусь к кровати. Хотя по опыту знаю, что давно разбудила. Слишком много шума развела, а у Рейнера чуткий сон.
— Что случилось? Тебе плохо?
— Нет… — качаю головой и без приглашения ныряю к нему под одеяло. На мгновение задерживаю дыхание и в следующую секунду жадно глотаю родной запах. — Кошмар приснился.
Андрей накрывает мое бедро рукой. Я подбираюсь ближе. Но недостаточно.
Можно ли еще ближе? Можно ли на свое законное место? Или я его потеряла?
Плавный рывок со стороны Рейнера, и я утыкаюсь носом ему в плечо. Взволнованно выдыхая, касаюсь пальцами его груди.
В какой-то степени проверяю, не станет ли, как раньше, давить и манипулировать моими желаниями? Вижу ведь, что он хочет… Нет, я чувствую.
— Спасибо…
— Спи, — Андрей медленно и глубоко вздыхает.
А я закрываю глаза и засыпаю.
***
От неловкости совместного пробуждения меня спасает телефонный звонок. Ощущаю сквозь сон, как Андрей осторожно отстраняется и поднимается. Мелодия вызова обрывается. После чего следуют удаляющиеся шаги и щелчок дверного замка.
Пользуясь предоставленной возможностью, соскальзываю с кровати и иду умываться. Небольшая слабость еще присутствует, но в целом чувствую себя нормально.
Короткий стук в дверь застает меня в процессе чистки зубов.
— Сейчас… Минуту.
Раньше Андрей просто входил, без стука, когда считал необходимым что-то сказать или просто увидеть меня.
— Доброе утро, — распахиваю дверь и пытаюсь проскочить мимо него в спальню.
Рейнер останавливает, придерживая за плечо.
— Результаты готовы.
Я вскидываю взгляд на его лицо и напряженно замираю. Пытаюсь что-то прочесть по глазам, но ничего не вижу.
— Ты… посмотрел? — выдыхаю едва слышно.
— Да, — не пойму, произносит ли он это, или я сама по мимике додумываю.
В полной прострации нахожусь. Неосознанно вцепляюсь в его предплечья.
— И… что?
— Ты не беременна.
Я начинаю плакать задолго до того, как понимаю, что означают эти слезы. Облегчение или огорчение? Радость или горе? Что со мной происходит?
Сквозь пелену смотрю на Рейнера и думаю о том, что за эту ночь позволила себе поверить в то, что жизнь вновь связывает нас. Больше нет… Точнее, и не было. Лишь иллюзия.
Сердце отчаянно колотится в груди. Дыхание спирает. Кислорода все меньше. Ориентиры теряю.
— Не плачь, — только по сдавленному и охрипшему голосу понимаю, что Андрей тоже расстроен.
Тоже?
Я…
Со мной явно что-то не так.
— Давай, — пауза явно вынужденная. Сжимая челюсти, медленно вдыхает. — Одевайся. Врач ждет.
— Ты не обязан со мной возиться…
— Как это не обязан? Если не я, то кто?
— А вдруг меня там оставят? Вдруг со мной что-то страшное творится? Вдруг… я умру?
— Глупости не говори.
— Ты не оставишь меня там одну? — осознаю, что впиваюсь в его запястье ногтями, когда один из них ломается.
Боль немного отрезвляет. Я опускаю руки.
— Не оставлю, конечно.
— Что бы доктор ни сказал, не оставишь? Пообещай.
— Татка… — убирая растрепанные волосы за плечи, обхватывает ладонями мое лицо. — Я никогда тебя не оставлю.
— А я… Я тебя оставила…
И от этого мне очень больно. За себя. И за него.
45
Как бы то ни было, на территории частной клиники на меня обрушивается настоящая истерика. Начинаю плакать еще на стоянке, а в кабинете гинеколога и вовсе веду себя неадекватно. Отказываясь раздеваться, забиваюсь в угол.
— Я не буду… Не буду… Не хочу знать… Я умру… Уже умираю!
— Не умрешь. Я буду с тобой. Все время. Слышишь меня? Татка? Разве я смогу отпустить тебя? — заслоняя собой медперсонал, в глаза заглядывает. Отвечая на свой же вопрос, голос понижает: — Нет, так далеко не отпускаю. Без меня не уйдешь.
— Ты точно меня тут не оставишь? А если они заставят?
— Что значит, заставят? Я тут все разнесу.
— Да, ты можешь… — неосознанно смеюсь.
— Давай, помоги мне. Как снять это платье? Где молния?
— Ты меня раздеваешь… — шумно выдыхаю, ощущая, как разъезжается ткань, и кожи касается прохладный воздух просторного кабинета.
— Не могу же я упустить такую возможность, — шутит и ухмыляется, но глаза серьезные.
Закусываю губы и тихо скулю. Смотреть на него больно. Сейчас столько эмоций в груди разбивается, если бы не медработники, обняла бы.
Да какая разница: где и перед кем?!
Не просто обнимаю. Бросаюсь к нему. Изо всех сил прижимаюсь. Закрываю раны: свои и его.
— Прости… — получается сказать.
Хочу выдать намного больше, но уже не хватает сил.
Андрей молча оглаживает мою голую спину ладонями. А когда отстраняюсь, просто кивает. Казалось бы, скупые жесты, но нет. Чувствую очень многое в них. Его темные глаза, воспаленные и сухие, это только подтверждают.
— Давай, девочка, — говорит ласково, как раньше. — Накидывай рубашку и ложись. Я буду рядом.
И ведь не обманывает. Все этапы диагностики не отходит ни на шаг. Манипуляции, которые проводит врач, меня не смущают, я мало на них концентрируюсь. Просто выполняю то, что мне говорят, непрерывно глядя на Андрея. Вот он внимает всему, что гинеколог говорит. Периодически кивает и задает возникающие у него вопросы.
— Если оставаться не хотите, нужно будет кататься на капельницы и уколы. Дважды в день.
— Я не смогу, — впервые за все время подаю голос. Он охрип и звучит слабо. — У меня учеба и работа.
— Дорогая моя, ты только что умирать собиралась, — мягко журит врач. — Имя мое запоминай, у нас с тобой будут долгие отношения. Если, конечно, хочешь в будущем забеременеть и благополучно родить, — опуская голову, смотрит из-под очков. — Никакой работы пока. Покой, в том числе половой, и неукоснительное выполнение лечебного режима.
