– Не то слово. Помешан на здоровом питании. Но вы же не выдадите меня?
Я ловлю на себе мрачный взгляд водителя, покосившегося на меня в зеркало заднего вида, и едва не передергиваю плечами. Кажется, пискну что-то против, и он меня в ближайшей канаве похоронит.
– Зачем мне это? – улыбаюсь я и перевожу взгляд в окно, за которым мелькают загородные особняки, краем глаза заметив, что он только сейчас включает видеорегистратор.
Сердце опять пропускает удары, а когда мы подъезжаем к воротам, пальцы начинают подрагивать.
Саша останавливается посреди огромного двора, по которому расхаживают громилы в костюмах. Эти больше похожи на охрану, чем на бандитов. Меня даже слегка отпускает, но тут же замораживает, потому что на крыльцо-террасу вальяжно выходит Чеховской. В спортивном трико и майке поверх крепкого тела. Его кожа блестит влагой, волосы беспорядочно спадают на лоб, на груди мокрое пятно. Очевидно, он занимался и сейчас максимально разгорячен.
Мотаю головой, в ужасе от своих мыслей, а Саша уже открывает для меня дверь. Дверь в ад…
– Добро пожаловать. Дарья. Николаевна. – Встречает меня Чеховской не самой подходящей клыкастой ухмылкой.
– В вашу скромную обитель?
Я нарочито веду себя отстраненно и предельно деловито. Знаю, что Чеховской своего не упустит, если снова заметит хоть каплю моего смятения. Пусть забудет о победе. Я не пустоголовая моделька. Я серьезная, уважающая себя и своего супруга замужняя женщина, и наши с Чеховским отношения не зайдут дальше общения учителя и родителя одного нуждающегося в помощи мальчика.
– Тоже считаете, что мало лоска? – парирует он, ничуть не смутившись. – С удовольствием рассмотрю ваши идеи по улучшению этого жилища.
Взгляд его глаз обдает меня жгучим льдом. Клубящаяся серость в их голубизне придает ему тьмы, за которой таятся самые порочные мысли. А самое паршивое, что Чеховской отлично знает цену своей блестящей обертки: умеет правильно смотреть, уместно улыбаться, менять тон голоса. Даже его жесты отточены так, что выглядят не столько привычными, сколько ленивыми. Но в этой ленце есть что-то завораживающее. Наблюдаешь за ним и испытываешь несвойственный этому катарсис, словно любуешься картиной, полной душевного потрясения художника.
Я невольно вспоминаю, как его губы однажды уже коснулись моей шеи, как вчера он прижал меня к стене в темном школьном коридоре, как ловко проник в мой мозг, выпрямив в нем извилины и отравив. И снова земля уходит из-под ног. Стараюсь думать о том, какой он мерзавец, но не выдерживаю взгляда, туплюсь под ноги.
– Где Артур? Его же нужно свозить в бассейн, – спрашиваю о причине своего визита, пока Чеховской не перешел к флирту, не стесняясь ни своего водителя, ни племянницы.
– Никуда везти не надо. Он уже в бассейне. Вы прихватили купальник?
Резко поднимаю лицо. Чеховской опять лыбится, и мне кажется, огонь, изображенный на его шее и руке, начинает полыхать. Языки пламени словно пускаются в танец.
– Разумеется, нет. Это не входит в учительские обязанности.
– Тогда будете купаться топлесс.
– О боже! – вздыхает Лучиана и берет меня под локоть. – Идемте, Дарья Николаевна. У вас с моей мамой один размер. Уверена, мы найдем среди ее вещей купальник.
– Вы не поняли, я не собираюсь…
– Поверьте, – говорит она тише, вводя меня в сияющий зеркалами и золотом холл, – вам лучше согласиться. Вы же не хотите, чтобы он скинул вас в бассейн прямо в этом?
К нам подходит взявшаяся из ниоткуда женщина в униформе и, любезно улыбаясь, приветствует меня:
– Добрый день! Добро пожаловать! Позвольте? – Она помогает мне снять плащ, берет пальто у Лучианы и уносит их в гардеробную.
Переступив порог дома, я окончательно теряю дар речи. Это уже не фотографии из интернета, напоминающие номера-люкс иностранных курортных отелей. Это ожившая реальность, в которой волнуешься от каждого шага и вдоха, боясь сделать его лишним.
– Идемте-идемте! – Лучиана тянет меня к широкой изогнутой лестнице, и мы поднимаемся на второй этаж.
Я с трудом сдерживаю восторг. В этот дом вложено очень много денег, времени и сил. Здесь трудились лучшие архитекторы, строители и дизайнеры. Тут каждый угол выполнен до зубного скрежета идеально. Рай перфекциониста и ценителя прекрасного. За такой дом многие продали бы душу дьяволу. А я размышляю, во сколько же Чеховскому обходится его содержание. Мебель, декор – здесь все подобрано с любовью.
– Нравится? – улыбается Лучиана, доведя меня до двери в конце крыла. – Маме тоже нравился. А дяде нет.
– Роману Алексеевичу не нравится свой дом? – удивляюсь я.
– Нет, не ему. У него же есть младший брат. Камиль. Он в Москве живет. Всегда называл этот дом склепом. – Она отворяет дверь и вводит меня в просторную комнату. – От мамы осталось много вещей. Часто она покупала, лишь потому что они ей понравились на модных показах или в журналах. Ни разу так и не надела. Купальники входят в их число. Она не умела плавать, так что… – Лучиана выдвигает ящик комода. – Выбирайте.
– Вам с Артуром очень не хватает ее? – интересуюсь я, обводя изящно обставленную комнату взглядом.
– Да нет, – пожимает она плечами и садится на край кровати. – Мама всегда была занята собой, своим мужем, работой. Последнее время прикладывалась к алкоголю. Лечебница – это лучший исход для нее.
У меня мурашки бегут от этих слов. Лучиана не кажется неблагодарной. Вероятно, дело именно в матери. Она не дала детям ни любви, ни заботы, оттого они легко восприняли ее отсутствие.
– Но я хотя бы помню папу. Мне было семь, когда его не стало. А Артур редко видел своего отца.
– Он не жил с вами? – Я начинаю рыться в дорогущих комплектах бикини, ища хоть один закрытый купальник и плохо соображая, зачем вообще это делаю.
– Глеб-то? Он тоже был занят собой. А еще маминой долей в клубе, ее финансовыми делами, своими любовницами. Он вспоминал о сыне только по великим праздникам. Артур фактически вырос на руках Ромы… Кхм… Романа Алексеевича. Это он менял ему подгузники и не спал ночами во время колик, если няня отлучалась по делам. Он помогал ему делать первые шаги, ухаживал во время ветрянки. Кстати, и сам ее подхватил, – заливисто смеется девушка. – Вы бы его видели. Весь в зеленых точках дяденька. Такой забавный. А знаете, за что он переживал? За свою татуировку. Боялся, как бы рубцы не испортили огонь.
Мои губы трогает улыбка, и я рада, что стою спиной к девушке. Незачем ей видеть, что мне небезразлична судьба ее дяди.
– О нем ходит много слухов. Он действительно не сладкий пряник, но любовь к нам с Артуром у него не отнять. Правда, порой она зашкаливает и выходит за рамки. Это у него от дедушки. Тот же в одиночку троих детей вырастил. Так был ослеплен своими чувствами, что мог, не думая, обронить обидную фразу.
– Роман Алексеевич груб с тобой? – Я так и не нахожу закрытого купальника и оборачиваюсь.
