Врач открывает дверцу, высовывается наружу и кричит:
– Эй, Мэри Бет, подбросишь парня до больницы за счет заведения?
Ему отвечает женский голос:
– Конечно! У нас сегодня спецтариф, героев в неотложку возим за бесплатно.
Кайл краснеет, натягивает куртку и встает.
– Спасибо, – говорит он врачу. На полпути к двери он мешкает, поворачивается к маме и бормочет: – Надеюсь, с ними все в порядке.
Его доброта ее добивает: я вижу, как напрягается лицо мамы, как все мышцы словно пытаются удержать внутри то, что она чувствует. Ей удается кивнуть, она безотчетно сжимает и разжимает правую руку, безвольно лежащую у нее на коленях, и открывает рот, чтобы что-то сказать, но уже слишком поздно. Кайл вылез из скорой. Мне кажется, с его стороны было бы более милосердно вообще ничего не говорить. Мама всхлипывает, зажимает зубами костяшку пальца, чтобы не зарыдать, не дать плотине прорваться.
Я смотрю, как Кайл исчезает в соседней машине скорой помощи, и думаю о том, увижу ли я его снова. Вряд ли. Так солдаты, воевавшие бок о бок на страшной войне, после ее окончания возвращаются по домам, живут своей жизнью и изо всех сил стараются забыть об одном на всех печальном прошлом.
20
Мо первой слышит этот звук. Она смотрит на потолок, наклоняет голову вбок, прислушивается. Звук повторяется и повторяется – вух, вух, вух. Это точно не ветер. Он все ближе, и я смотрю, как Мо распрямляется, напряженно вслушиваясь. Она вскакивает на ноги, но тут же падает: ступни так замерзли, что она не может стоять. Она на четвереньках подползает к сиденью у боковой дверцы фургона.
– Спасение! – жалобно вскрикивает она охрипшим голосом.
Услышав это, дядя Боб, тетя Карен и Натали приходят в себя. Они поднимают закутанные головы, и тогда до их ушей тоже долетает шум вертолета. Дядя Боб слезает с сиденья, ковыляет к Мо, с трудом открывает дверцу.
Они видят над собой человека, которого спускают с вертолета. Человек знаками велит им оставаться на месте. Мо ползет обратно к моему папе.
– Помощь уже здесь, – рыдает она, – с вами все будет в порядке. Нас сейчас спасут!
Папа не отвечает, и я молюсь о том, чтобы Мо оказалась права, чтобы не было слишком поздно, чтобы папу успели спасти. Человек заглядывает в фургон. Ему лет тридцать, с виду настоящий морпех: крепкий, подтянутый, мускулистый, с прямыми, коротко остриженными волосами. Он осматривает салон и залезает внутрь, оценивает увиденное, а дядя Боб жмет ему руку.
– Пять, – говорит он в микрофон от наушников. – Четверо в сознании, один без сознания.
– Подтвердите пять. Должно быть шесть и собака, – скрежещут в ответ наушники.
Дядя Боб отводит глаза, но тут же снова поворачивается к спасателю.
– Шестой с собакой ушли утром, – говорит он. – Он пошел искать свою маму.
Мо бросает быстрый взгляд на перчатки на руках Натали, но ничего не говорит. Тетя Карен и Натали словно с ума сошли от мысли о том, что их сейчас спасут, и уже ничего не соображают. Они обнимаются, громко плачут и, всхлипывая, клянутся друг другу, что больше никогда в жизни не поедут никуда, где может выпасть хоть одна снежинка. Как же я хочу, чтобы они заткнулись. ЗАТКНИТЕСЬ!
За пару минут стену из снега, которую Кайл, мама и дядя Боб соорудили на месте лобового стекла, разламывают, и другие двое спасателей втаскивают в фургон носилки. Еще через пару минут папу выносят наружу и поднимают в небо. Вертолет больше никого не ждет: как только папу втаскивают на борт, он тут же разворачивается и летит в Риверсайд, в травматологический центр третьего уровня, где уже ждет команда врачей.
Через несколько минут подлетает другой вертолет. Первой на борт поднимают Натали, и тетя Карен шагает вперед, рассчитывая, что ее поднимут следом за ней, но дядя Боб ее останавливает.
– Дорогая, теперь очередь Мо, – говорит он. Лицо у тети Карен пунцовеет, и она отходит. Подняв всех на борт, вертолет летит в больницу. После краткой дискуссии о том, что делать с моим телом, было решено не брать его с собой. Спасатели вернутся за ним позже. Я рада этому. Мо и так слишком много всего пережила. Ей сейчас точно не нужно лететь в больницу рядом с моим заледеневшим, изуродованным трупом.
По пути Мо смотрит в окно, сверлит взглядом бескрайний заснеженный лес и плачет от отчаяния. Она понимает, как сложно будет отыскать в этой необъятной белой пустыне Хлою, Вэнса и Оза.
21
Мама сидит в машине скорой помощи совершенно одна и ждет новостей. Спасательную операцию ведет управление шерифа округа Сан-Бернардино. Всем заведует шериф по фамилии Бёрнс. Он тот самый человек, которого хочется видеть в этой роли: среднего роста, с быстрой, как у спортсмена, реакцией, на сто процентов уверенный в своих действиях. Его манера поведения вселяет надежду, и это здорово помогает ему в общении с моей мамой. Полчаса назад он велел ей сидеть в машине скорой и не вмешиваться; она раскрыла рот, желая возразить, но под его строгим взглядом решила, что лучше будет промолчать.
Бёрнс руководит операцией из фургона шерифа, раздает своей команде указания резким, лающим голосом. В его тоне есть настойчивость – времени мало, надо спешить, – но напрочь отсутствует паника. Он часто вылезает из фургона и оглядывает горизонт: небо темнеет, близится новый снегопад. И вечер, и непогода надвигаются слишком быстро.
Получив новости от спасателей, он быстро шагает через парковку к машине скорой помощи, забирается внутрь.
– В чем дело? – спрашивает мама, увидев его мрачное выражение.
– Мы нашли фургон. Ваш муж уже на пути в Медицинский центр Пойменной долины в Риверсайде. Он жив, но в критическом состоянии.
Услышав, что папа жив, мама изо всех сил зажмуривается и облегченно выдыхает. Она думает, что это и есть все плохие новости, которые принес Бёрнс. Лишь минуту спустя она понимает, что он не закончил.
– Морин и Голды – Боб, Карен и Натали, – продолжает Бёрнс, – находятся во втором вертолете. Их везут в Медицинский центр Биг-Бэра.
Мама кивает. Бёрнс делает паузу. Мама склоняет голову набок.
– Вашего сына с ними нет. Его не было в фургоне, когда мы прибыли. По словам остальных, он ушел утром, забрав собаку.
Мама широко распахивает глаза, ничего не понимая. – Наверное, вы ошиблись. Оз бы никуда не ушел. Он просто не стал бы этого делать. Он так не поступает. Мой сын… – Ей всегда нелегко подобрать слова, когда она говорит про Оза. – Он простоват, – произносит она наконец. – Он бы не смог сам принять такое решение.
У Бёрнса дергается уголок рта, и это едва заметное движение многое говорит о том, что он на самом деле чувствует.
– Мне жаль, – повторяет он, – но его с ними нет. Поисковому отряду было дано задание искать в том числе и его.
Мама пристально рассматривает красную растрескавшуюся кожу у себя на руках и качает головой, то ли отказываясь понимать услышанное, то ли от шока, то ли от перегрузки информацией, которую ей сообщил Бёрнс. – Скоро прибудут отряды К-9
[5], – говорит Бёрнс. – Примерно через час мы вынуждены будем прервать операцию на ночь, будем надеяться…
