Новость появилась в интернете во вторник днем, через час после того, как Боба под залог выпустили из тюрьмы. Ее опубликовало онлайн-издание под броским заголовком: «Местный стоматолог арестован за причинение смерти по неосторожности. Погиб 13-летний мальчик».
В четверг новость оказалась на первой полосе обеих городских газет. Днем у нас дома зазвонил телефон. Папе предложили дать интервью глянцевому журналу. Он отказался.
Сейчас вечер четверга. Я решаю навестить Боба и Карен, проверить, как им живется, после того как они стали знаменитостями. Живется им плохо. Боб сидит на диване в пьяном оцепенении, держа в руке стакан виски и вперившись взглядом в газеты, лежащие перед ним на журнальном столике. Судя по количеству жидкости в бутылке и по тому, как сильно остекленели его глаза, он сидит так уже давно.
Карен и Натали на кухне. Карен выглядит лет на десять старше, чем неделю назад, и лет на двадцать старше, чем до аварии. Одежда на ней мятая, волосы взъерошены, глаза красные и опухшие. Натали выглядит так же, как всегда: она с отсутствующим видом сидит за стойкой и ест обезжиренное шоколадное мороженое с орехами и зефиром.
К своему изумлению, я вижу полную раковину грязной посуды, грязные пятна и потеки на кухонном столе. Карен сидит рядом с Натали и смотрит на застекленную дверь, ведущую на задний двор. Звонит телефон, и она испуганно вздрагивает, крепко сжимает веки, закрывает руками уши, чтобы не слышать его назойливого треньканья.
Натали поднимает голову и смотрит на телефон, переводит взгляд на мать, и по ее лицу пробегает тень раскаяния, которую тут же сменяет прежний отсутствующий взгляд. Система перегружена, думаю я, глядя на нее; она просто не справляется со всем, что происходит вокруг.
После четвертого звонка включается автоответчик, и дерзкий женский голос сообщает, что звонит репортер из газеты «Ведомости округа Ориндж». Карен неестественно выпрямляется и напряженно слушает, а когда женщина вешает трубку, встает со стула и на негнущихся ногах идет в гостиную.
– Тебе что-нибудь принести? – спрашивает она у Боба.
Боб поднимает глаза. У него на лице застыло выражение такой растерянности и такого отчаяния, что на миг мне даже становится его жаль.
– Как? – говорит он, переводя взгляд с Карен обратно на обвиняющие заголовки, предвещающие конец его нынешней жизни.
В обеих газетах говорится, что суд назначен на конец сентября, хотя, вероятнее всего, до суда дело просто не дойдет. Окружной прокурор уже предложил сделку: смягченный приговор в обмен на признание вины, шесть месяцев условно, без тюремного заключения. Адвокат уговаривает Боба согласиться. Несмотря на то, что в результате у Боба будет судимость за тяжкое преступление, и на то, что его карьере в стоматологии придет конец, адвокат считает, что это лучший выход из положения. Он не верит, что Боб сможет доказать свою невиновность в суде, где против него выступят Мо и моя семья. А если его признают виновным, то посадят уже по-настоящему, на срок до десяти лет.
Карен смотрит на ковер у себя под ногами.
– Они ошибаются, – говорит она. – Ты не делал того, что они говорят, – но ее голос дрожит, подтверждая, что, если будет суд, она окажется худшим в мире свидетелем.
Боб поворачивается к ней и с ненавистью в голосе шипит:
– Я сделал это ради тебя.
При этих словах Натали, сидящая в кухне на прежнем месте, вздрагивает. Оз мертв. Она получила его перчатки. Потом она рассказала Мо, что сделал ее отец. Она принимается раскачиваться на стуле, глядя в пустоту. Совесть – ужасная штука, если ты узнаешь о ее существовании только на семнадцатом году жизни.
Карен оборачивается, видит, как Натали раскачивается на стуле, и снова смотрит на Боба. Судя по ее лицу, она сама не своя от тревоги и переживаний.
– Я думаю, будет правильно, если мы с Натали ненадолго уедем в Сан-Диего… – говорит она. – К моим родителям… Совсем ненадолго, может, пока не закончится суд… Это все неправда… я знаю, это неправда… но пока все это не закончится…
– Вали отсюда! – орет Боб, и она пулей вылетает из комнаты. В этот же миг о стену у нее за спиной разбивается бутылка виски.
87
Хлоя в приюте. В последние дни она там практически живет: уезжает из дома с рассветом и возвращается только после захода солнца. Все дело в животных – и в Эрике. Так зовут парня, который предложил ей работу: перед этим сочетанием Хлоя не смогла устоять.
Прямо сейчас Эрик моет угрюмого и злого пса, немецкую овчарку. Эрик назвал его Ганнибалом, поскольку пес ведет себя как настоящий психопат. Неделю назад его привезла служба по отлову бездомных животных. Его нашли в канаве у дороги, идущей вдоль каньона Лагуна. Ошейника на нем не было, зато он был страшно голоден. Вероятность того, что его будут искать или заберут из приюта, стремится к нулю, но по правилам усыпить его – как и любого обитателя приюта – можно только через месяц. Прежде чем подойти к Ганнибалу, Эрик дает ему успокоительное и надевает намордник, но, даже несмотря на все эти предосторожности, Хлоя обходит пса за километр.
Когда Хлоя входит, Эрик поднимает голову и смотрит на нее. Ганнибал рычит, что-то чувствуя даже в своем заторможенном полусне. Эрик, не обращая на него никакого внимания, машет Хлое рукой в резиновой перчатке. Это выглядит так нелепо, что сразу кажется мне бесконечно милым. Мне очень нравится этот парень. Сегодня на нем футболка с изображением Будды и надписью: «Я красив как бог», и это просто уморительно, учитывая, что Эрик похож на пластилинового зеленого человечка Гамби.
Хлоя, краснея, чуть приподнимает руку и машет ему в ответ. Вот так все у них и идет: с ее стороны – робость, с его – уверенность. Крепнущая дружба, явное влечение, сомнения, настороженность. Хлоиным шрамам нет еще и трех месяцев, а ее душевные раны куда глубже тех, что на виду. Эрик это чувствует и ведет себя с ней подкупающе нежно, но все равно весь сияет, когда она проходит мимо, и не может отвести от нее глаз.
Хлоя делает вид, что ей все равно, но на самом деле это не так. Сегодня на ней рваные черные джинсы, застиранная футболка «Металлика» и старые «конверсы». Только я знаю, что она почти час провозилась с волосами, чтобы выглядеть так, словно она только что вылезла из постели, и смазала губы вазелином, чтобы они блестели.
Она сидит за стойкой при входе и вносит в компьютер последние записи из учетного журнала. Она слышит, как Эрик высыпает корм из мешка, слышит звук его шагов по бетону. Шаги приближаются, и Хлоя распрямляет спину. Когда он входит в дверь, она даже не поворачивает головы, но я чувствую, как у нее учащается пульс.
Он проходит мимо нее, почти не задерживаясь, но все равно успевает на ходу вытащить у нее из-за уха карандаш. Хлоя взвивается, оборачивается, а он тут же бросает карандаш прямо на журнал и идет дальше, что-то напевая себе под нос. Все это кажется сущими пустяками, но это точно не пустяки. Хлоя снова берется за цифры и с блаженной улыбкой в третий раз перечитывает один и тот же столбец.
