– Не ввести ли в курс дела Белый дом? – спросил Нил. – Ясно же, что Джуба собирается убить…
– Нет, – перебил его Ник. – Если там что-нибудь пронюхают, начнется политическая возня. К процессу подключатся не только силовики, но и официальные лица. Поэтому желательно, чтобы вы держали свои домыслы при себе. Если делаете предположение, не забывайте, в каком мире – что каждый склонен подтверждать собственную точку зрения. Иными словами, все видят лишь то, что хотят увидеть, а при таком раскладе не бывает никакой ясности. Давайте, пока возможно, работать вне контекста. Согласны, мистер Гольд?
– Целиком и полностью, – кивнул Гольд. – Даже в Израиле политики ставят «Моссаду» палки в колеса.
– Итак, смотрим на вещи концептуально. Каков наш следующий шаг? Скажите, куда бросить людей контртеррористического отдела, чтобы они поискали зацепку? Что нам делать, кроме как сидеть над головоломкой и ждать, пока не определится ДНК или Джуба не сверкнет своей кредиткой?
Молчание.
– Сержант Свэггер, – сказал наконец Гольд, – вы считаете, что он будет стрелять с дистанции в милю, а то и больше. Но ему пришлось отвлечься от основной операции и выполнить побочное задание: убить человека в окружении других людей, с расстояния в три сотни ярдов. Другая винтовка, другой патрон, другие расчеты – целый комплекс новых проблем. Джуба решает их и едва уносит ноги. Означает ли это, что ему нужно освежить навыки для дальнего выстрела?
– Если есть возможность. Если есть время. Острой необходимости нет, но Джуба непременно захочет проверить все еще раз. А что, у вас появились соображения?
– Кое-что приходит в голову, но сперва нужно все уточнить.
– Господи! – воскликнул Ник. – Так уточните, прошу, уточните! Мы истосковались по уточнениям!
– Так и передам своему подсознанию. Но у него свободный график.
– Еще один интересный момент, – сказал Ник. – Полиция Уичито сообщила, что в автомате, который Джуба бросил возле церкви, не было магазина. Выходит, он вынул магазин и забрал его с собой. Мог сунуть его под сутану, за ремень, и никто бы его не заметил. Разумеется, на коммерческий рейс с магазином не сядешь. Джуба сбежал из города на частном транспорте. Но зачем ему магазин? Чтобы воспользоваться им вместо дубинки? Какие будут мнения?
– Он ничего не делает просто так, – сказал Свэггер. – Очень осторожный парень. Магазин ему зачем-то нужен. Надеюсь, меня не будет рядом, когда Джуба найдет применение этому магазину.
Часть четвертая
Глава 47
Ранчо
Днем позже руководство прислало Джубе электронное письмо с фотографиями американских снайперов. Он рассмотрел их, выбрал несколько и остановился на одной. Сержант, лицо почти как у Джубы, живое, умное, даже мудрое. Практичный человек, не склонный напускать на себя важный вид. Не интересуется роскошью, не погряз в удовольствиях, сильный духом, преданный своему долгу, способный расслабиться лишь в обществе людей, заслуживших право быть рядом с ним. Такие мужчины – американские снайперы, военные советники, «зеленые береты», «морские котики», талантливые и опытные люди – похожи на покрытые патиной ассирийские щиты. Внимательные глаза, окруженные паутинкой морщин, невозмутимая физиономия, волевая челюсть, плотно сжатые губы, всегда готовые улыбнуться, но только в обществе родственников, друзей или единоверцев. Лицо этого сержанта Джуба видел в кошмарах об американском снайпере, который ждал его в будущем. Это было лицо его погибели.
Он смотрел на имя, пытаясь понять, что оно означает. По структуре оно отличалось от арабских имен и казалось бессвязным набором символов, произвольно составленных в одну строку. Похоже, в нем не было никакого смысла.
– Что это значит? – спросил Джуба у Альберто. – Вот это – «Боблисвэггер»?
– Американские имена – всего лишь ярлыки. Они ничего не значат. Не указывают на особенности характера или происхождения. Его зовут Свэггер, потому что его отца звали Свэггер, вот и все.
– Но я видел это слово в какой-то книге. Не потрудился заглянуть в словарь. Слово «свэггер» существует независимо от этого человека.
– Да, верно. По-английски «свэггер» – это чванливые манеры, когда человек расхаживает с надменным видом.
– Снайперы так не ходят. Бывает, так ходят сержанты. И конечно, летчики. Генералы? Несомненно. Снайперы? Никогда. Снайпер – тихий и спокойный человек, начисто лишенный тщеславия и склонности к позерству. Взгляните на него: разве он станет расхаживать с надменным видом?
– Американцы называют такое иронией, парадоксом. Но, насколько я понимаю, здесь дело не в парадоксе, а в совпадении. Американцы почему-то обожают иронию и пользуются ею к месту и не к месту – так же как мы везде вставляем слово «честь». То и дело говорят одно, а подразумевают совсем другое. Обычно это делают из озорства или желания блеснуть остроумием. Тем, кто знает этого человека или слышал о нем, понравится такой парадокс: значение его имени противоположно его характеру и поведению.
– Пожалуй, я понимаю. Недаром я дожил до сегодняшнего дня и убил стольких кафиров. Спокойный снаружи, отважный внутри. Таким и должен быть настоящий воин. Теперь я немного знаком с ним и знаю, как этот Боблисвэггер стал тем, кем стал. На его руках немало смертей, и от этого ему трудно общаться с людьми. Даже с собственными детьми. Он знает, что иногда им цинично пользуются. Ему неведомо, чем руководствуются его хозяева, и он полагается на одну лишь веру. Тем не менее он поступает так, как должен, и остановить его способна только смерть.
– Вы говорите о нем или о себе? – спросил Альберто.
– Наши боги враждуют, но мы с ним очень похожи. Как я не понял раньше? Ведь это ясно как день. Вот оно, объяснение. Это не операция, это игра, великая игра, и ее нужно сыграть до конца. Пока один из нас не погибнет.
– Один или оба, – кивнул Альберто.
Глава 48
Зомбиленд, уточнения
Сон. Бессвязные образы: неизвестные места, незнакомые люди, какие-то бродяги. Боль в старых и новых ранах то усиливается, то затихает, ноют треснувшие ребра, накатывают приступы тошноты, иногда заходится фантомное бедро, хотя стоит проснуться – и железное ведет себя вполне прилично. Что поделаешь, он уже старик. Гайки разболтались, ремешки растянулись, время от времени нужны смазка и какое-никакое техобслуживание.
Что еще хуже, лица павших – слишком много лиц – и все, что прилагается к подобному зрелищу: раскаяние, одиночество, отчаяние, отрицание всего и вся, воспоминания о боли, о милой сердцу бутылке, об откровенной глупости, опрометчивых поступках, трусости, сказанных когда-то скверных словах, о тех случаях, когда очевидное осталось за кадром, а цель оказалась недостижимой, все рассыпается, и становится яснее ясного, что это иллюзия, дешевый обман, безвкусная ширма, очередная ночь, не приносящая отдыха, и, наконец, как избавление телефонный звонок.
