Харпаг дёрнулся и, не вставая с пола, раскрыл пасть. Из неё вывалился длинный язык и устремился к моим ногам. Облизав мне ступни, харпаг втянул язык в пасть, положил голову на пол и остался лежать, смиренный и побеждённый.
Я развернулся и посмотрел на собственную оболочку.
Молодой мужчина, широкоплечий, натренированный и сильный — он всё же ограничивал мою мощь своим человеческим телом, однако и защищал меня им же. Без оболочки такой, как я, призванный из мрака, не смог бы долго существовать в людском мире.
Я склонился над ним и провёл пальцем по его голове.
— Несчастный.
Сказав это, я приложил палец к татуировке призыва на теле оболочки и вернулся в неё обратно…
Вдохнул жаркий дымный воздух и открыл глаза.
Приподнялся и снова ощутил, как саднят по телу раны, как они сочатся тёплой кровью, как поры выделяют пот, а дыхание вырывается из глотки тяжело и рвано.
Пережив две крупных битвы, моё человеческое тело устало. Но война была лишь привычкой, приятным времяпровождением, никто не заставлял меня драться и махать мечом в самом эпицентре битвы, как никто не заставлял сестру влюбляться в первых встречных мужчин и отдаваться им, бесконечно наслаждаясь чувствами и телесной негой.
Но что бы мы ни делали, в первую очередь для нас оставалась цель, поставленная Хозяином, и с каждым днём мы приближали её.
Сегодня был один из таких дней, точнее, ночей…
* * *
Звуки битвы за Ронстад всё не стихали, город полнился ароматами человеческих страданий, треском огня, далёкими воплями и изредка звоном оружия и пушечными выстрелами.
Я огляделся.
Покалеченный харпагом патриций Орриван был уже на краю площади. Привалив на себя, его пыталась увести отсюда беременная жена. Она силилась не издавать ни звука, но всё равно порой всхлипывала и постанывала от напряжения.
Орриваны бежали в сторону соседней улицы, туда, где высился мост через канал. Возможно, намеревались уйти на лодке.
Я неторопливо отправился за ними.
Женщина будто почуяла преследование: приостановилась и оглянулась. Увидев, что я приближаюсь, она закусила губу и зашептала: «Милосердная Дева, убереги нас от сатаны… убереги нас. Не отдавай дьяволу наше дитя, о милосердная Дева…».
Она ускорила шаг, но не удержала мужа, и они вместе повалились на брусчатку.
— Вставай, Зейн, прошу тебя, — забормотала женщина. — За нами дьявол… за нами дьявол…
Орриван еле повернул голову, его губы задрожали.
— Алис, беги… беги, Бога ради… оставь меня и беги. Ему нужен я, а не ты. Но если ты будешь мешать ему, его поганая рука не дрогнет, убивая наше дитя. Я вижу это по его глазам… Он сама тьма, Алис. Он сама тьма…
На ходу я вытянул из-за спины второй меч, сделал виртуозный мах и ускорил шаг.
— Господи, Зейн… господи, нет, — запричитала женщина.
Не вставая с пола, она положила ладонь на грудь мужа, другой прикрыла собственный живот. Бежать леди Орриван не собиралась. Собравшись с силами, она отправила в меня несколько молний парализующего эрга, следом — порцию холодного воздуха, смешанного с острыми ледяными иглами.
Так себе оборона…
Отмахнувшись от атаки щитовым эргом, я приблизился к Орривану и его жене. Остановился, опустив меч, и обратился к мужчине:
— Ты всегда женой прикрываешься, патриций?
— Уходи, — опять зашептал жене Орриван. — Уходи, Алис… Богом прошу… Этот дьявол не пощадит тебя…
Я усмехнулся.
— Всё смешал ты в своей речи, патриций. И Бога, и дьявола…
— Не убивай её! — выкрикнул Орриван. — Я отдам всё, что ты хочешь, но не убивай её!
Я перевёл взгляд на женщину. Она вздрогнула и обхватила живот обеими руками.
— Проваливай, — сказал я ей, потом снова посмотрел на Орривана и добавил: — А ты пока вспомни, где Печать. У тебя минута.
Женщина наконец отползла от мужа, перевалилась на бок и привстала на локте. Неуклюже подогнула под себя колени и поднялась. Но вместо того, чтобы бежать, она снова посмотрела на меня, в её воспалённых глазах вспыхнула угроза.
— Наступит день, когда ты отдашь всё, чтобы исправить то, что наделал, — процедила она, шагнув ко мне. — Наступит день, он наступит. Пройдут века, но этот день наступит всё равно! Он наступит!..
— Заткнись и вали отсюда, — перебил я её и оттолкнул несильным гравитационным эргом. — Ещё слово скажешь — и сдохнешь.
Женщина тут же смолкла.
Посмотрела на раненого мужа, хотела что-то сказать ему, но опять смолчала. У неё не было причин сомневаться в моих угрозах. Она всхлипнула, ещё раз оглядела Орривана с отчаянием и виной и со всех ног побежала прочь, в сторону соседней улицы и канала.
Потеряв к леди Орриван всякий интерес, я снова обратился к её мужу:
— Вспомнил?
Тот задёргал головой.
— Печать осталась в моём доме. Я не взял её с собой, опасаясь, что меня перехватят… что и вышло. Но, клянусь, Печати у меня нет… её нет…
— Клянёшься? — прищурился я. — А если найду, что делать будешь?
Он облизал губы.
— Я… я всё равно не жилец… не жилец… Зачем мне врать?.. Ты отпустил мою жену, и я бы отдал тебе Печать, отдал бы… конечно бы, отдал… но её у меня нет…
Я наступил ему на грудь и приставил остриё меча к горлу. Орриван сглотнул, ощущая, что я начинаю усиливать нажим.
— Так где же Печать с буйволом, патриций? У тебя полминуты.
Мужчина всхлипнул и зажмурился.
— Не бойся, — тихо произнёс я, — просто посмотри мне в глаза, и я узнаю сам.
— Не-е-ет! — выкрикнул Орриван. — Я ни за что не открою глаза, тёмная тварь!
Одним движением я убрал меч за спину, обратно в ножны, и, наклонившись, ухватил Орривана за горло.
— Мне не нужны твои глаза, глупец.
Я принялся душить патриция, подняв его над брусчаткой и держа за шею, и одновременно читал его мысли, а прочитав, ещё несколько секунд смотрел, как Орриван теряет сознание, как конвульсивно дёргает руками, как истончается его жизнь… а потом отпустил.
Захрипев, мужчина грузно повалился на брусчатку.
— Расскажи потомкам, как великодушен был к тебе тот, кого ты называешь тёмной тварью, — бросил я ему.
Жизнь Орривану я сохранил не ради великодушия, конечно, а на случай того, если мне ещё раз понадобятся его воспоминания.
Теперь же я развернулся и поспешил вслед за его женой. Беременная и перепуганная, она не успела бы уйти далеко.
Так и вышло.
Я нагнал её у моста. Только там она стояла не одна.
