Никаких подвохов я не нашёл.
Можно было смело взламывать замок, что я и сделал уже через пять секунд.
Хлоя стояла рядом и следила за движением моей руки.
— Всё же такого первоклассного мастера мутаций, как ты, я ещё не встречала, — призналась она. — Это настоящее искусство…
На слове «искусство» дверь в камеру открылась.
* * *
Нас встретила кромешная темень. Пахло сыростью, гнилой плотью и плесенью.
Казалось, воздух здесь застоялся настолько, что превратился в вязкий сизый кисель. Я даже боялся представить, сколько лет не открывалась эта камера. Вряд ли заключённых третьего корпуса кормили, мыли или выводили на прогулки.
Я зажёг в ладони огонь и осветил мрачные покои первого волхва.
Он был подвешен к перекладине из дериллия. В лохмотьях полуистлевшей одежды, еле прикрывающей наготу, закованный в кандалы, распятый на цепях по рукам и ногам.
И точно так же, как в карцере Ронстада держали Херефорда, здесь держали заключённого. В клетке, как зверя.
Мощное тело волхва не истощилось за столько лет. Оно по-прежнему полнилось силой, грудь мерно опускалась и поднималась, на буграх мышц лоснилась потная кожа.
Когда я подошёл ближе, с огнём в ладони, заключённый будто вышел из летаргического сна, покинув свой ментальный кокон. Его голова поднялась, глаза медленно открылись и вспыхнули оранжевым мерцаньем так же ярко, как горит лава в жерле вулкана.
Этот волхв чем-то напоминал мне Херефорда без маски: уродливое безносое и остроскулое лицо, знак закрытого глаза на лбу, серая кожа и безгубая прорезь рта. Ни волос, ни бровей.
Заточённый волхв не проронил ни слова, но явно заинтересовался нежданными гостями. Пока я разгибал решётки, он внимательно меня изучал, потом перевёл взгляд на Хлою, а после — снова на меня.
Убрав препятствие, я без промедления вошёл к нему в клетку. И опять он не сводил с меня глаз, в то время как моё кодо плавило кандалы из дериллия.
Когда остался только один наручник, Хлоя нервно выдохнула за моей спиной.
Если честно, меня тоже волновал вопрос, как поведёт себя волхв, получив свободу, но я почему-то был уверен, что не сделаю миру и империи хуже, если его выпущу. Куда ещё хуже, чем уже есть?
Наконец заключённый был освобождён, цепи и кандалы упали к его босым ногам. Он глубоко вдохнул, расправил плечи, размял шею.
И заговорил.
— Кто ты?
— Тот, кому ты будешь подчиняться, — произнёс я тихо, но с напором.
Да уж, рискованно было заявлять такое существу чуть ли не вдвое выше ростом и не втрое массивнее меня самого.
Безгубый рот волхва скривился в ухмылке. Он приблизил лицо, и от взгляда его демонических глаз меня в два счёта пробрал мороз.
— Это будут твои последние слова, смертный, — хрипнул он. Его рука потянулась к моей шее. — Но я всё равно хочу знать, кого убил впервые за сто пятьдесят лет. Кто ты? Как твоё имя?
Я задрал рукав пиджака, оголяя правое запястье, и осветил огнём печать призыва, которую выжгла Ребекка в Змеиных пещерах.
— Вот моё имя.
Взгляд чёрного волхва упал на мою руку.
Он вздрогнул и замер в потрясении, уставившись на выжженный символ. Сияние его глаз померкло.
— Ты сомневаешься? — спросил я уже ментальным голосом.
Волхв посмотрел мне в глаза.
— Нет, господин, — ответил он уже совсем другим тоном, с нескрываемым уважением и трепетом. — Твоё имя и твой голос тому подтверждение. Моя сила будет служить тебе вечно, великий Князь Зари.
Я кивнул, а он вдруг преклонил передо мной колено и опустил голову. Вот теперь мы почти сравнялись в росте.
— Как зовут тебя, волхв?
— Моё земное имя Тарот, господин.
— Что ж, я освободил тебя, Тарот. Теперь и ты помоги мне освободиться.
Волхв поднялся. Его глаза опять вспыхнули адским оранжевым пеклом — он был готов к бою уже сейчас.
— Приказывай.
* * *
С помощью волхва я вскрыл остальные семь запертых камер.
Бессмертный Тарот, не боясь быть убитым, быстро снимал с дверей стальных пауков с хитрым механизмом защиты, а я вскрывал замки из дериллия.
А потом всё повторялось: гнулись решётки, с грохотом падали кандалы и цепи, заточённые волхвы выходили из многолетней спячки и поднимали головы, их глаза озаряли затхлый мрак, плечи расправлялись.
И все эти тёмные создания клялись мне в вечной верности.
Подвал Красного Капкана стал для них местом той клятвы. Восемь чёрных волхвов, восемь демонов в бессмертных человеческих телах — они стояли передо мной ровным рядом, в оборванных одеждах, могучие и несломленные, готовые идти на любые лишения ради своего Князя.
Хлоя стояла рядом и не решалась даже заговорить. Причем не только с волхвами, но и со мной. Девушка смотрела на меня странным взглядом, со страхом и восхищением.
— Эта тюрьма не отпустит вас так скоро, как бы вам хотелось, — сказал я волхвам. — За свободу придётся сражаться.
— Мы сразимся, господин, — ответил за всех Тарот.
— Я оставлю вас сейчас. Каждого из волхвов ловили по одному, но выйдете вы отсюда вместе, и вас уже никто не остановит. Мне же нужно завершить дело и забрать главную реликвию. Мои кандалы совсем не здесь… нет… совсем не здесь. Я должен уйти.
Волхвы поклонились мне.
Тарот вышел вперёд.
— Тогда мой дар пригодится тебе, Князь. Я смогу переместить тебя туда, куда ты захочешь. Тебя и твою жрицу.
Я взглянул на Хлою (жрица, значит) и вновь обратился к волхвам.
— Явитесь на маскарад к императору. Он ни за что не остановит свой праздник из-за мятежа в тюрьме. Гордыня сыграет с ним злую шутку. Он ведь ещё не знает, кто именно освободился.
— Мы явимся, господин, — ответил Тарот. — Здесь мы точно не задержимся.
Мои губы тронула еле заметная улыбка.
— Я буду ждать вас. Пришло время снять маски.
* * *
Интерлюдия третья. Ребекка
Сегодня он снова вызвал её к себе.
И снова мрак кабинета. Снова то кресло, повёрнутое спинкой к входу, чтобы она не увидела его лица. Снова рука на освещённом бархатном подлокотнике.
Ненавистная человеческая рука.
До смерти опостылевший перстень.
Ребекка опустилась на колени, он протянул ей кулак, и её губы приникли ко льву на Печати. От прикосновения боль опалила пол-лица, но Ребекка даже не вздрогнула — она давно привыкла к боли и наказаниям.
