Мои личные «глаза» и «уши» — Зрячие.
Их тренировал я лично, отбирал каждого среди множества претендентов. Тщательнее, чем досужая хозяйка перебирает зерно.
Я следую за фигурой, не упуская из виду ни одной детали.
Печать — это что-то вроде огромного начертанного на земле символа.
Ее невозможно увидеть ни в солнечном, ни в лунном свете, но она существует и каждый шаг по ее краю отдает тяжелой вибрацией через ноги сразу во все тело. Для моей почти что вывернутой наизнанку груди это то еще «удовольствие».
Я останавливаюсь, когда взгляд выхватывает что-то блеснувшее под ногами.
Делаю шаг назад и кое-как присаживаюсь на одно колено.
Просто пыль вокруг издающего тонкие вибрации невидимого контура.
Провожу по ней ладонью, зачерпываю пригоршню и медленным ручейком процеживаю из кулака.
— Мы все здесь проверили, Инквизитор, — чеканным словом рапортует Зрячий.
В том, что действительно проверили наилучшим образом, даже не сомневаюсь.
Но я зачерпываю еще раз и когда песок почти что процеживается сквозь пальцы, взгляд снова цепляется за какую-то невидимую искру.
Щелкаю пальцами и Зрячий, безошибочно угадывая, что мне нужно, протягивает стеклянный пузырек. Я ссыпаю туда немного песка и прячу находку в потайной карман походной кожаной куртки.
Мы идем дальше, и этот поход длится достаточно долго, чтобы я успел почувствовать легкое головокружение. Потерял слишком много крови, но так и не восстановился как следует. Меня бы быстро поставила на ноги какая-нибудь невинная кровь — пара глотков из хорошенькой пышной дочурки пекаря или молодая жена лавочника, например.
Но на ум приходит тонкая белоснежная шея одной целомудренной монашенки.
Я хватаю зубами рвущееся с языка проклятье.
Кровь демонов во мне дает массу преимуществ, и долгожительство — далеко не самый значимый из них. Но есть у нее и огромный минус — она сама выбирает самый вкусный источник. И будет тянуться к нему против моей воли.
Пока я был рядом с Тиль — даже через стены и замки — я чувствовал себя вполне сносно.
Но теперь, когда нас разделяют тысячи километров, я испытываю непреодолимую тягу и зверский голод.
Потому что моим демонам нужна не дочка пекаря и не пышная женушка лавочника.
Они хотят Тиль.
К счастью, Зрячий как раз приводит меня к месту назначения, и я могу хотя бы ненадолго сосредоточиться на другой задаче.
На первый взгляд — это просто трещина в земле, одна из многих.
Но когда я подхожу ближе, вибрации становятся настолько сильными, что приходится буквально вколачивать стопы в землю, чтобы не упасть на ровном месте. Зрячие держатся на расстоянии, потому что, судя по рваному пятну крови в размер человеческого тела, кого-то неаккуратного здесь уже размазало.
Хаос беспощаден, когда его ничего не сдерживает.
Я присаживаюсь около трещины, давая себе секундную передышку.
Пара глотков крови из белой шейки Тиль точно вернули бы меня к жизни.
Бездна, Рэйв, ты определенно не о том думаешь!
В трещине что-то неумолимо мерцает, притягивает взгляд, словно магнит.
Я пытаюсь сопротивляться, потому что это очень похоже на приманку, и нет ничего удивительного, что меня к ней тянет — только муха знает, на что поймать другую муху, только Хаос знает на что падки демоны.
Делаю глубокий вдох, восстанавливаю дыхание, потому что мерцание становится сильнее и теперь мне достаточно даже мимолетного взгляда на призрачную дымку, чтобы она начала трансформироваться, принимая желанные образы.
Тонкая белая шея, красивые длинные, но как-то очень по-девичьи тонкие ноги с округлыми коленками.
Я как муха, сам плету паутину, в которую хочу угодить.
Еще немного…
— Инквизитор? — слышу взволнованный окрик за спиной, потому что физически ощущаю, как демоническое нутро незримо просачивается через мою кожу, оплетая голодом и алчностью.
— Не походите, — цежу сквозь зубы и почти силой вырываю из головы дурманящий образ.
Это тяжело.
Ментальные ловушки всегда самые мощные, и у них поразительная способность мгновенно находить самое сладкое искушение, запускать в него свои липкие щупальца и превращать желание — в смертельное наваждение.
Я — не просто человек, точнее — уже почти не человек, но даже на меня эта дрянь действует почти мгновенно. Обычный смертный попадает под ее влияние мгновенно, быстрее, чем сможет почувствовать дурман в голове. Обычный человек никогда не вырвется из ментальной ловушки — это такой же истинный закон всего сущего, как и то, что горы не могут летать по ветру, а солнце не светит в полночь.
Но я уже давно не смертный.
И освобождение для меня все еще возможно, хоть и стоит невероятной боли.
Это примерно, как отгрызть себе ногу, угодившую в медвежий капкан.
Мерцание прекращается.
Марево медленно рассеивается и за ним я замечаю тонкие алые грани в камне, которые медленно структурируются в подобие лестницы.
Приглашение на разговор?
Человек не подошел бы сюда даже на шаг, а тот, что был недостаточно осторожен, превратился в грязное припыленное пятно крови в паре шагов у меня за спиной.
Так что, Бездна явно ждала кого-то особенного.
— Держите периметр, — говорю достаточно громко, чтобы слышали все Зрячие. — И что бы не случилось — держитесь подальше.
Я свешиваю ноги внутрь трещины, мысленно желаю себе удачи и спрыгиваю на первую ступень.
Она настолько горячая, что даже через толстую подошву солдатских ботинок я ощущаю прилив жара к ногам. Сущности внутри меня тут же приходят в действие, заводят кровь и будоражат мысли алчными потребностями — есть, пить, вдыхать дурман и, конечно же, наслаждаться кровью и человеческой плотью.
У меня есть всего пара минут, прежде чем мой дух иссякнет, и я потеряю контроль над собственным телом и духом.
И собственной жизнью заодно.
Никто в здравом уме не полезет в Бездну добровольно.
Но до этого дня Бездна «приглашала» в гости лишь однажды.
Только один смертный удостоился этой чести и вышел оттуда живым, прихватив заодно и красавицу Принцессу.
Правда, ничего хорошего из этой истории так и не получилось.
Я делаю еще шаг, и как-то очень стремительно оказываюсь глубоко в почти непроглядной темноте.
Там дальше — тяжелый раскаленный воздух и клубы дыма, за которыми не видно пути, но я чувствую внутренним зрением, куда нужно двигаться. Все, то рождается в Бездне — знает ее как свои пять пальцев. Это то, что смертные называют «впитать с молоком матери».
