— И ты, конечно же, все это рассказал герцогине?
— Я ж не знал, милорд. — Лейтенант кивает. — А она сказала, что давно вас подозревает и что вы… знаете секрет Тиль, и поэтому можете легко ей управлять.
— Секрет?
Пацан упрямо поджимает губы, но мне его ответ и не важен — все и так понятно.
Пацан знает про ее Тьму. Почему-то именно сейчас в памяти всплывает тот день, когда моя монашка впервые «обожгла» мне ладони, и что я обратил внимание на точно так же перебинтованную руку лейтенанта из ее охраны.
Куда важнее другое — откуда обо всем знает герцогиня? Вряд ли от самой Тиль. И что-то мне подсказывает, что даже если пацан был сообщником герцогини, он тоже не выдал тайну своей подруги.
Значит, остается Сайфер.
Когда я распутаю эту загадку, то заберу Тиль в охапку, увезу ее в свое родовое гнездо и больше никогда не буду заниматься государственными делами — стар я уже для всего этого.
— Вы сейчас сами все увидите, милорд. — Лейтенант переходит на шепот.
Мы выпрыгиваем из лодки уже почти у самого берега, но я замечаю, что на этот раз мальчишка старается держаться позади меня. И еще теперь отчетливо слышен не только звук топора — нескольких — но и характерный гул двигателей механикусов.
Я уже догадываюсь, что не увижу за деревьями ничего приятного, но все равно надеюсь, что масштаб всего этого дерьма не настолько велик. По тропе, которую можно хорошо проследить между деревьями, пробираемся вперед, вверх по заросшему склону, пока не оказываемся на самом пике и мальчишка предупреждает меня пригнуться.
Дальше пару метров буквально ползком, до края, за которым лежит огромная поляна уже вырубленных деревьев.
И первое, что я замечаю — совсем не громадины механикусов, которые таскают бревна, словно спички.
Я замечаю посудину, в которую они складывают свою «добычу» — Большую, потертую, но еще очень крепкую гондолу летающего корабля.
Проклятье!
— Она не хотела счастья Тиль, — охает и ахает пацан, и на этот раз мне почти больно от того, что пока не могу вытрясти из него душу. — Она собирается устроить переворот.
Ну да, а все эти игры в маски были только для того, чтобы стать законной женой Эвина, сделать из меня убийцу и заодно сделать себе армию, которая сотрет в порошок всех желающих лишить ее короны.
Браво, Матильд Лу’На, ты превзошла своего отца.
Глава пятьдесят шестая: Сиротка
Огромный зал без окон и снова без видимого потолка над головой, напоминает человечки обеденный зал лишь отдаленно. Здесь нет ни столов. Ни стульев, только большой круглый бассейн в самом центре, до краев наполненный сверкающей алой жидкостью. Я знаю, что это не кровь, но все равно не могу заставить себя подойти хотя бы на шаг — так и топчусь где-то у порога, пока Владычица уверенно идет вперед, и ее тяжелый хвост змеится по полу.
Неловко прислушиваюсь к ощущениям собственного тела — может, и у меня вырос такой же?
— Это отличительная черта чистой крови Хаоса, — говорит Владычица, снова без разрешения шастая у меня в голове. — А ты, Ти’Эль, хоть и большая ценность, но все равно полукровка.
Она говорит это «спиной», лениво поглаживая когтистыми лапами воду в бассейне, и в ее интонации нет ничего неприятного, но я все равно чувствую себя так, словно меня только что ткнули носом в то, что я такое.
— Подойди, не бойся.
— Я и не боюсь.
Она оглядывается и мне становится стыдно за ненужную ложь.
И почему-то за то, что мои руки, хоть и, хвала Плачущему, не такие когтистые, как у нее, но все равно уже не похожи на человеческие. Я как будто на самом деле осталась человеком только на половину, но если не придумаю способ, как отсюда сбежать — Тьма сожрет и то, что осталось, и тогда от меня настоящей не останется совсем ничего.
Мелькнувшую мысль о побеге поскорее прячу на задворки сознания, потому что Владычица продолжает смотреть на меня в упор, и если она поймет, что я не собираюсь сидеть здесь как та девица из сказки про принцессу и вишневую косточку, то вряд ли мне разрешат разгуливать одной.
Пересилив себя, приближаюсь к бассейну.
— Это просто кровь огня, — поясняет Владычица, пропуская между пальцами густую алую жижу. Вблизи вода совсем не похожа на воду. Скорее на густое малиновое желе, которое подавали на королевском балу и вкус которого вдруг очень ярко всплывает у меня на языке.
— Человеческая пища? — Рогатая брезгливо кривит губы. — Когда твоя трансформация будет закончена, ты уже не будешь в ней нуждаться.
— И что же я буду… есть? — Буйное воображение рисует образы маленьких розовых младенцев, и я с ужасом понимаю, что на мгновение какой-то части моей души они кажутся вполне… съедобными. Хвала Плачущему, это быстро проходит.
— Всему свое время, — уклончиво отвечает Владычица. — Попробуй пока это. Просто опусти руку и позволь твоей сущности сделать все остальное.
Внутри меня все безмолвно протестует против этого. Не хочу я становиться такой, как она. Не хочу преставать быть человеком.
— Тебе придется, — с нажимом говорит Владычица, и снова пропускает красную гущу между когтями. — Потому что ты уже чувствуешь голод, и единственный способ утолить его — принять себя.
Я пытаюсь сопротивляться, цепляюсь за все мои самые живые воспоминания, но все они валяться в черную дыру где-то внутри меня самой, бросаются туда как в пропасть, одно за другим. Рэйвен чувствовал тоже самое? Как что-то словно прорастает из самых темных уголков души и медленно заполняет собой, мешая трезво мыслить. Не давая оставаться человеком.
Мои руки сами тянутся вперед, я еще какое-то время сопротивляюсь, борюсь с невидимой силой притяжения, но потом все равно сдаюсь и окунаю ладонь в красную жижу почти по самое запястье.
И одновременно с этим в моей голове сразу раздается громкий гул — шепот, хрипы, рычание. Во всем этом не разобрать слов, но я точно понимаю каждый звук. Кто-то где-то только что выпил кровь молодой девушки и оставил ее тело бездыханным на кровати. Кто-то выпотрошил душу сильного мужчины.
— Мы все — одно, — объясняет Владычица. — И все, что у нас есть, сосредоточено здесь, у тебя в руках. Рой кормит свою Королеву, чтобы она могла дать ему силу. Я уже слишком стара, но ты…
Я выдергиваю руку, пытаюсь вытереть тяжелые капли об одежду, но они будто просачиваются под кожу, заставляя меня испытывать страх и наслаждение одновременно.
— Я не хочу быть здесь! — Мотаю головой, словно больная. — Мне здесь не место. Я не такая, как вы!
Владычица встает, зло колотит хвостом по полу и когда ее ладони сжимают мои плечи, я чувствую себя жуком, попавшим крепкий птичий клюв. Морщусь и вскрикиваю от боли, но Владычица только еще сильнее вдавливает когти мне в плоть, словно хочет продырявить насквозь, до самых костей.
