— Нет! — в три глотки орет она, нелепо пытаясь сбить мою руку пяткой здоровой ноги. — Тебя не должно здесь быть!
— Сюрприз, моя хорошая! Все для тебя, как видишь!
Хохочу, потому что она, сама того не зная, только что сделала мое удовольствие от предстоящей пытки еще слаще. Теперь я точно знаю, что и великую интриганку обвели вокруг пальца. И кто, Хаос всемогущий! Моя бестолковая невеста!
Хотя, вынужден признать — не такая уж и бестолковая.
Глава шестьдесят вторая: Герцог
Я, как опытный паук, оттаскиваю свою жертву в дальний конец зала, к деревянному столбу, который подпирает покосившуюся крышу. Герцогиня истекает кровью и это хорошо видно по ее лицу — оно стремительно бледнеет, а с посиневших губ срывается все меньше громких стонов. Нет, она проживет еще достаточно, чтобы рассказать все, что я захочу знать, но живой она будет более полезна. Так что, подавляя отвращение и скрепя сердце, обрываю рукав своей сорочки и перевязываю ее продырявленную в нескольких местах ногу. Мерзавка пару раз пытается лягнуть меня пяткой, но в ответ я без сожаления пинаю ее носком сапога прямо в только что перевязанные раны. Она орет такой отборной руганью, что даже я чувствую себя удивленным.
Хотя, стоит ли? Дрянь водится с отбросами и людьми без чести. А у таких, как правило, грязны не только помыслы, но и речь. Тяжело говорить о гнусностях красивыми витиеватыми словами.
Осматриваюсь в поисках какой-то веревки, и задерживаю взгляд на тяжелой цепи, на которой болтается подвешенная под потолком «люстра» — старая закопченная и залитая свечным жиром доска с огарками.
Обрываю ее и когда свечи падают на одежду, стряхиваю их как старый пес.
Это уже не больно.
Ничего в этом мире уже не будет больнее чем мысль о том, что я все потерял. И что Тиль…
Я поглядываю в сторону герцогини. Сейчас она уже не кажется так уж похожей на мою маленькую монашенку. В первую очередь змеиным взглядом и презрительно сжавшимися губами. Тиль никогда не смотрела на меня так, словно я противнее трупных червей.
— Ты не имеешь права! — орет герцогиня, когда я рывком, как тряпичную куклу, придавливаю ее к столбу, и дважды перехватываю тяжелой цепью. — Ты мерзкий, противный…
Мы встречаемся взглядами, когда я закидываю край цепи ей на голову, делая петлю, и затягиваю один край достаточно сильно, чтобы толстые ржавы звенья лишили ее возможности дышать. Осматриваюсь, в поисках стула, нахожу поблизости табурет, и чтобы дотянуться до него, еще сильнее натягиваю цепь.
Герцогиня хрипит и судорожно дергается.
Усаживаюсь напротив, вытягиваю ноги, запрокидываю голову и даю себе короткую передышку. Нужно успокоится, взять Тьму под контроль, пока она окончательно не поглотила весь мой Свет. Его, увы, осталось не так уж много. Но, может, оно и к лучшему? Герцог Нокс, даже если живет дольше остальных и с дьявольским везением выбирается даже из самых поганых переделок, все равно слишком слабая фигура, чтобы в одиночку вытащить Эвина. А машина для убийства, нашпигованная одними лишь инстинктами и неутолимым голодом, вполне может расправиться с маленькой армией. Главное, чтобы нашелся смельчак воткнуть нож в затылок этой бешеной псине, пока она не обратила взор в сторону тех, кого только что спасла.
Я послабляю цепь, когда в хрипах герцогини появляются знакомые мне звуки предсмертной агонии. Не без удовольствия наблюдаю за тем, как она хватает воздух сухими губами и жадно слизывает с губ потеки слез.
Что-то все-таки неумолимо меняется в ее лице — теперь это невозможно не заметить. Другой овал, опущенные уголки глаз, перекошенный рот, тонкие. Покрытые каким-то белесым налетом брови.
Подаюсь вперед, разглядывая проступающие сквозь лицо «Тиль» метаморфозы.
— Наверное, мне следует еще раз с вами познакомиться, Матильда! — отвешиваю шутовской поклон и нарочно гремлю цепью, чтобы насладиться приступом ужаса на ее настоящем лице. — Герцогиня Лу’На, позвольте отвесить вам самый наичестнейший комплимент — вы поразительно безобразны!
И это действительно так.
Под маской моей милой малышки скрывается настоящий монстр с выпуклым, словно у прокаженных, лбом, широко посаженными рыбьими глазами и кривым носом. Я припоминаю дохлого герцога, и она поразительно на него похожа. Хотя, папаша выглядел получше даже когда начал покрываться зеленью трупных пятен.
— Я тебя все равно раздавлю, — все-так же сочится ядом мелкая тварь.
Приходится от души щелкнуть цепью, чтобы поумерить ее пыл, а заодно напомнить, что это она, а не я, привязан к столбу и не истекаю кровью только потому, что пока могу быть полезен.
— Где Эвин? — Это нужно узнать заранее, пока герцогиня не начала говорить остальное. Не уверен, что потом мне хватит выдержки оставить ее в живых.
— Ты этого никогда не узнаешь, — зло шипит она, сплевывая слюну.
— Боюсь, что узнаю. От твоей сообщницы. Она, кстати, отдала тебя прямо мне в лапы. Не знаешь, зачем бы ей было это нужно?
Лично я думаю, что Ив, как обычно, слишком быстро и неоправданно высоко взлетела, и решила, что может выиграть войну одним удачным маршем. Типичная ошибка всех амбициозных интриганов. Ну и еще глупых женщин.
— Она за это еще поплатится! — Лу’На пытается засмеяться, но я подтягиваю цепь и снова какое-то время держу ее на голодном «воздушном» пайке.
— Так где Эвин, моя хорошая? — Собственный голос становится вязким, наполняется приторно-сладкими нотками Тьмы. Да и Бездна с ними!
Послабляю цепь и жду, пока рыбина надышится.
— Надеюсь, ты не думала, что все эти годы, поле того, как отправил твоего папашу на тот свет, я никак не совершенствовал свои навыки пытки? Хотя! — Встаю, поднимаю руки, как бы извиняясь за голословное бахвальство. — Кому нужны пустые слова? Демонстрация — лучшее доказательство!
Поднимаю с пола кривой, весь в зазубринах нож, кое-где покрытый остатками сухой чешуи. К герцогине подхожу так, будто вовсе ее не вижу, потому что куда больше меня интересует вот этот кусок старого железа, совершенно не пригодный вообще ни для чего.
Как бы невзначай пару раз провожу им прямо у не перед носом.
Лу’На жмурится и не в силах сдержать крик.
Да уж. Она обошла папашу в искусстве плетения интриг, но даже жирный герцог не так быстро сдался. А его дочурка защебечет сразу, стоит только резануть по венам. Даже не глубоко.
— Знаешь, чем плохи тупые ножи? — Я как будто и не жду ответа, потому что мой собеседник находится только в моей голове. — Ими никогда не удается с первого раза вскрыть глотку. Вот так захочешь по-быстрому убить человека — и не сможешь. Придется потрудиться, чтобы отпилить его голову от шеи. В большинстве случаев, жертва остается жива как минимум пока не перерезаны позвонки.
Я, наконец, заглядываю в ее перекошенное паникой лицо.
