От звона пощечины у меня закладывает уши, а у Нокса, чтоб ему пусто было, даже голова не дергается!
Он только немного водит челюстью, и потирает мигом покрасневшую кожу, вдобавок «украшенною» парочкой царапин от моих когтей.
— Это я заслужил, — говорит, подумав, но если во всем этом и есть хоть капля сожаления — она слишком хорошо замаскирована.
Я даю еще одну пощечину — по другой щеке.
И на этот раз подбородок герцога все-таки немного уходит в сторону.
— И это тоже, — скрипит зубами Нокс.
Эвин сзади давится то ли хрипом, то ли смехом.
— Кажется, ты первая женщина, которая дважды безнаказанно побила рожу моему генералу.
Глава шестьдесят шестая: Герцог
Мне нужны эти оплеухи — чего уж скрывать.
Нужно отметить — очень крепкие оплеухи, потому что, хоть и сделаны маленькой и тонкой рукой моей монашенки, на самом деле заодно сделаны и Тьмой. Которая, как я теперь вижу, окончательно себя проявила.
Меня это должно коробить до глубины моей испорченной души. Я же не абы кто, а целый главный Инквизитор Его Величества, цепной пес, который вынюхивает таких, как она, заковывает их в цепи, сам судит и сам казнит.
Но, как бы дико и порочено это не звучало, мне нравится моя новая Тиль. Этот ее боевой дух и желание непременно хотя бы что-то взять в свои когтистые руки, и желательно исправить. Не важно, что она вряд ли имеет хотя бы какое-то представление, как именно можно исправить творящуюся вокруг вакханалию — она просто не собирается сидеть на месте.
И даже привела для этого саблезубого монстра, который продолжает коситься на меня как на окорок.
Но ничего из этого не отменяет того факта, что я застаю ее обнимающей Эвина!
Обнимающей так, словно она готова грудью закрыть его от любой беды. Ну и заодно утешить умирающего Воина Света. Утешить так, как должна утешать невеста своего нареченного жениха!
Я не испепелил влюбленную парочку только потому, что был вымучен переходом через Врата и мои руки были заняты телом герцогини. Даже если бы дракон моей сердобольной монашки потом меня испепелил — это уже не имело бы никакого значения.
— А вот это уже лишнее, Тиль! — рявкаю я, успевая перехватить ее руку, когда она входит в раж и, очевидно, собирается и дальше безнаказанно хлестать меня по роже.
— Ты… мерзкий, гадкий… ты…! — Она бледнеет, и я отчетливо вижу, как вены под ее кожей наполняются чернеют, наполняясь Тьмой.
А потом она внезапно цепенеет. Просто останавливается, не пытаясь вырваться или лягнуть меня коленкой. Смотрит мне в глаза прямо и твердо, и как бы я не храбрился, мне от этого взгляда как-то совсем не по себе. От него противно щекочет где-то пониже спины, и хочется встряхнуть свою малышку, чтобы перестала изображать из себя мою собственную внезапно восставшую из могилы Совесть.
Не к добру этот взгляд.
Ей есть за что меня ненавидеть и за что посыпать мою голову отборными проклятиями, но не целый вот такой холодный взгляд в упор, я как будто…
— Ты убил ее, — произносит Тиль. Тихо, четко, без ненависти, но с такой болью, что мои пальцы на ее запястьях разжимаются сами собой. — Ты убил Л’лалиэль.
Если бы слова могли ранить, я был бы уже в решето и дохлый истекал кровью.
Прошлое, от которого я бегал столько лет, вот так внезапно застало меня врасплох, хоть я и знал, что рано или поздно придется заплатить по всем счетам. И у меня ни разу не было иллюзий на счет того, что плата будет самой высокой. Заслуженно высокой.
Я делаю шаг назад, наступаю на какую-то железную дрянь на земле, и она со скрипом гнется, на минуту превращаю тишину в пытку для ушей.
Но… скрип не стихает.
Я должен готовиться встречать еще одну порцию заслуженной ненависти, но ни черта не могу поделать со своими инстинктами, которые орут, что надо бы подумать о деле, а уже потом с гордой постной рожей идти на плаху ошибок прошлого.
— Это еще что такое? — слышу взволнованный голос Эвина, когда он, так же как и я, задирает голову вверх.
Там что-то есть, высоко за облаками, которые как будто нарочно нагнали со всей Артании.
Герцогиня на земле оживленно шевелится, если, конечно, так можно сказать о ее попытке освободить руки из веревки. Слабые и никчемные попытки, но дело не в них, а в том, что она тоже слышит этот скрип, и он, в отличие от нас с Эвином, заставляет ее воодушевиться.
Значит, нам это, чем бы оно ни было, не сулит ничего хорошего.
— Рэйвен, послушай! — Тиль, забыв о том, что минуту назад собиралась предать меня всем мыслимым и немыслимым пыткам, сжимает пальцы у меня на локте. — Я видела кое-что! Это нужно остановить! Сейчас! Здесь! Потому что…
Она быстрой, но на удивление внятной скороговоркой рассказывает о сломанной Печати, о механикусах, которые хватают демонов и тащат их на корабли Воздушных Лордов. И в конце о какой-то громадине, которая летит в сторону столицы. Я задаю пару наводящих вопросов о том, как эта громадина выглядит, и девчонка быстро на них отвечает, правда, теперь нам приходится перейти на крик, потому что шум становится сильнее.
— Это Ярость, — мрачно озвучиваю свои подозрения. Возможно, не все детали из описания совпадают, но я видел эту штуку много лет назад, и тогда она была только в «зародыше» — один деревянный каркас и огромные, наполовину обвисшие паруса.
Тогда Эвин разделался с Воздушными Лордами, а заодно избавился от герцога, чье рощи были самым идеальным источником древесины, чтобы построить такую громадину. При ее габаритах, с учетом смертоносного груза, Ярость бы просто не взлетела, если бы ее сколотили из тех пород дерева, которые растут на Летающих островах.
Но, похоже, на этот раз все получилось.
— Проклятье, — шипит Эвин — еще один невольный слушатель рассказа Тиль. — Чтоб меня Бездна… гмм…
Он косится на монашку и придерживает ругательства при себе.
И все-таки, кое-как, цепляясь за прутья клетки, встает на ноги. Еще шатается, но держится вертикально, что уже неплохо. Тиль поворачивает голову, но я предотвращаю ее попытку сделать шаг, чтобы ему помочь.
— Не надо, — говорю скорее одними губами. — Не забывай, что он все еще — Его Величество Эвин Скай-Ринг, а не побитая собачонка, которой нужно перебинтовать лапу.
На самом деле, Эвин действительно выглядит отвратно, но я точно помню парочку случаев, когда даже мой неугомонный оптимизм пасовал, глядя на его раны и вывернутые наружу, простите боги, кишки. Сейчас точно не все так трагично.
Тиль с недоверием поглядывает сначала на меня, потом — на мои пальцы, обернутые вокруг ее запястья. Хмурится, но не пытается избавиться от моей хватки. Я нарочно «цепляю» ее взгляд и сжимаю запястье еще увереннее. Знаю, о чем она думает.
