* * *
— Мы тут подумываем, может, пойти вечером на пирс, если погода позволит, — сообщает ему Шелби на большой перемене. Пирс, с давних времен служивший парком развлечений, настолько похож на все прочие луна-парки, что его даже называют «Пирс™». В детстве он казался им волшебной сказкой, но теперь несколько потускнел. И все же это место достаточно попсовое, чтобы иногда прийти сюда поразвлечься.
Айзек думает о своей лодыжке, но вслух о ней не упоминает.
— План вроде неплохой, — соглашается он.
Лодыжка начинает ныть под конец учебного дня, а может, она ныла все время, просто уроки отвлекали от боли. Айзек вынужден с горечью признать, что до выходных не поправится. Ему не дает покоя мысль, что все его будущее зависит от того, сможет ли он играть в этом матче.
* * *
Придя домой, он залезает в холодильник в поисках чего-нибудь вкусненького. Ему кажется, что он голоден, но, видно, он голоден недостаточно, ибо ничто из найденного его не соблазняет. Духовка включена, и, заглянув туда, Айзек обнаруживает жаропрочную форму с чем-то аппетитным, источающим аромат сыра, — должно быть, бабушка готовит запеканку. Айзек берет бутылку с водой, решив, что хочет пить, но делает лишь несколько маленьких глотков, потому что пить ему тоже не хочется.
Бабушка сейчас в ванной комнате на нижнем этаже — наверное, принимает свою обычную ванну красоты, пока запеканка доходит в духовке. Айзек представляет себе пену, свечи и огуречную маску на лице бабушки, слушающей музыку тех времен, когда жизнь была похожа на рекламу розовощекой кока-колы, а сигареты рекомендовали врачи. Не стоило бы бабушке делать это без присмотра — в ванной слишком много скользких поверхностей. Но «я не инвалид» стало боевым кличем бабушки с самого ее переезда в их дом после того, первого, падения.
Айзек ждет. И размышляет. Родители, у которых собственный бизнес, обычно не являются домой раньше семи. Они вкалывают больше своих работников.
Бабушка выходит из ванной. На ней розовый, как фламинго, халат, волосы замотаны в полотенце. Аромат лаванды и каких-то других трав (Рэйчел бы их узнала) мешается с вкусным запахом из духовки.
— Айзек! Ты вовремя! — говорит бабушка. — Поможешь мне вынуть зити из печки. Оно вот-вот будет готово, а эта чертова решетка сидит слишком низко, не наклонюсь.
— Конечно, ба.
Айзек надевает пару кухонных варежек и вынимает запеканку из духовки. Бабушка руководит, как будто это высокоточный инженерный проект:
— А сейчас осторожно! Не обожгись.
— Не волнуйся, ба.
Он ставит форму на подставку.
— Можно, я попробую немного перед ужином? — спрашивает он в надежде хоть как-то подстегнуть свой аппетит.
— А это не для нас, — отвечает она. — Это для мистера Беркетта, что живет напротив. Говорят, ему поставили страшный диагноз, и мне захотелось для него что-нибудь сделать. Чисто по-соседски.
— Он, кажется, пастор или что-то в этом роде? Наверняка весь его церковный совет тащит ему еду.
Бабушка задирает нос.
— Что бы эти церковные дамочки ни приготовили, до моего зити им как до Луны пешком!
Айзек предлагает пойти вместе с ней, отнести запеканку мистеру Беркетту, но бабушка отказывается.
— То-то он обрадуется, увидев, как через улицу к нему хромают двое калек вместо одного. — С этими словами бабушка уходит к себе.
Во время операции «Извлечение запеканки» Айзеку предоставлялось много возможностей спросить про бабушкиного ортопеда, но он так и не спросил. Вместо этого он ждет, пока она не скроется в своей комнате, и только потом идет в ванную и открывает дверцу аптечки.
Он очень, очень долго стоит перед открытым шкафчиком. Одно дело принять таблетку, когда ее тебе предлагают, и совсем другое взять без спроса. Он закрывает аптечку. Ему в голову приходит решение получше, хотя, может, и не такое простое.
* * *
В поликлинике сегодня больше народу, чем было вчера. Дети с крупозным кашлем, усталый рабочий с раной на руке, требующей швов, и другие пациенты, чьи хвори не так очевидны. Айзек сообщает дежурной в регистратуре, что его обещали пропустить без очереди. Дежурная, ясное дело, думает, что он врет, и произносит суровую отповедь:
— Прошу прощения, но все идут по очереди. Садись и жди.
И хотя Айзек презирает людей, по любому поводу заявляющих «Позовите сюда вашего начальника», он называет имя врача (по счастью, он его запомнил):
— Спросите доктора Карденаса.
Дежурная испускает тяжкий вздох. Непонятно, на кого она злится, — на Айзека или на доктора, мешающего поддержанию порядка в комнате ожидания, но спустя две минуты Айзека вызывают на рентген.
Новости не очень хороши, но и не так уж плохи. Простое растяжение, хоть и сильное. Ничто не порвано, ничто не сломано.
— Я дам тебе направление к ортопеду, — говорит доктор Карденас, что не решает проблему Айзека.
— А от боли что-нибудь? — спрашивает он. — Знаете, бабушка дала мне что-то вчера вечером, и я смог хотя бы заснуть ночью. Вот я и подумал… — Он ставит многоточие, надеясь, что доктор закончит фразу за него. Как бы не так.
— Во-первых, — выговаривает Карденас, — ей не следовало этого делать. Во-вторых, ты несовершеннолетний. Я могу лечить тебя, но дать рецепт на такое лекарство без согласия родителей не имею права.
— Значит, опять «приходите завтра»?
Доктор некоторое время раздумывает, затем произносит:
— Вернусь через минуту с направлением.
Что ж, попытка не пытка…
Однако когда доктор возвращается, кроме направления у него для Айзека есть еще кое-что: шесть пакетиков с пробниками, в каждом по таблетке.
Айзек забирает пакетики и уходит. Он не принимает таблетку сразу, но позже, отправляясь на встречу с Шелби и друзьями, берет с собой один пакетик, на случай если лодыжка вздумает испортить развлечение всей компании. Не хватало еще, чтобы Чет опять задрал ему ногу, и кругом собрались зеваки, словно на представлении бродячих комедиантов. Не-а, не выйдет. Для Айзека эта таблетка — страховой полис на вечер.
* * *
Хотя весна еще только-только началась, погода стоит теплая, так что, когда Айзек прибывает на пирс, жизнь там бьет ключом. Народ развлекается вовсю. Вот семья делит на кусочки огромный торт «муравейник». Парни, стремясь продемонстрировать подружкам нетоксичную мужественность, выигрывают для них гигантские мягкие игрушки. Повсюду горят огни иллюминации. Наступает то волшебное мгновение, когда сверкание чертова колеса смешивается с мягким сиянием заходящего солнца.
Айзек замечает в конце пирса Шелби — она и остальные играют, набрасывая кольца на столбики.
— О, привет! — удивленно восклицает Шелби. — А я думала, ты не придешь.
