Теперь, когда все закончилось, Айзек крепче стискивает руль и делает несколько глубоких вдохов, чтобы убедиться, что не истекает кровью. Да у него вообще не идет кровь, хотя плечо зверски ноет от удара, несмотря на болеутоляющее.
Айзек открывает дверцу — хотя та открывается не так легко, как раньше — и выбирается из машины. Окидывает представившуюся сцену затуманенным, отстраненным взглядом. Юноша словно на шаг отстает от реальности: он как бы видит себя самого, осматривающего место происшествия.
В отличие от машины Айзека, в «хонде» сработали подушки безопасности. Боковая с пассажирской стороны — той, что приняла на себя удар — перекрыла окно. Айзеку надо обойти вокруг второго автомобиля, чтобы увидеть, кто внутри и что с ними.
В «хонде» нет пассажиров, только водитель — мужчина в костюме и при галстуке с немного распущенным узлом. Он сидит за баранкой у открытого окна и безостановочно матерится. Похоже, он даже не видит Айзека, лишь продолжает сыпать ругательствами.
Айзек сознает, что виноват, что проехал на красный свет. Он заметил его за мгновение до того, как «хонда» оказалась у него на пути. Он хотел бы извиниться, но отец внушил ему ни в коем случае не признавать свою вину непосредственно на месте происшествия. «Пусть страховщики разбираются, — советовал папа. — Расскажи, что случилось, где и когда. Придерживайся фактов и оставь им решать, кто виноват».
— С вами все в порядке? — спрашивает Айзек, перебивая ругательную литанию.
Водитель поворачивается к нему. Глаза у него немного потерянные, но, кажется, он не ранен.
— Нет! — гаркает он. — Нет, я не в порядке!
Но вместо того, чтобы объясниться, он снова принимается облаивать приборный щиток.
Вокруг скапливаются зеваки. Женщина называет в телефон адрес — понятно, она звонит в 911. Подъезжает тяжелый пикап, и крупный мужчина выходит, чтобы оказать помощь.
И тут водитель «хонды» выскакивает из машины и делает нечто совсем неожиданное. Чуть споткнувшись, он подхватывается и пытается сбежать с места происшествия.
— Эй-эй, дружище, — говорит здоровяк и заступает водителю «хонды» дорогу. Тот даже не пытается обойти противника. Похоже, просто не в состоянии. С ним что-то не так. Он какой-то весь разболтанный, словно в результате аварии все суставы в его теле расцепились. Здоровяк помогает ему добраться до тротуара, где он плюхается на бордюр и сидит, обхватив голову руками. Развязавшийся галстук болтается над решеткой слива.
Прибывает полиция. Пожарный автомобиль. «Скорая помощь» с парамедиками. Место происшествия огораживают вспыхивающими огнями, направляющими уличное движение в объезд. Кажется, будто все происходит очень быстро. Проезжающие мимо автомобили замедляют скорость, чтобы сидящие в них люди могли оценить, насколько все плохо, и разглядеть возможный труп, чтобы, впрочем, тотчас об этом пожалеть. К облегчению и разочарованию зевак, сегодня трупов нет.
Парамедики осматривают Айзека, но уделяют гораздо больше внимания другому водителю, вид у которого подавленный, как у человека, потерпевшего поражение.
Офицер полиции подходит к Айзеку снять показания, но прежде чем начать отвечать на вопросы, юноша спрашивает:
— Тот, другой водитель, — с ним все в порядке?
— Ага, — отвечает коп с еле заметной усмешкой. — Ему море по колено, если ты понимаешь, о чем я.
И тут второй водитель, вместо того чтобы уехать на «скорой», обзаводится украшением в виде наручников, и его засовывают на заднее сиденье полицейского автомобиля. До Айзека наконец доходит.
— Он пьян?
— Как сапожник, — подтверждает офицер. — Алкотестер показывает превышение допустимого содержания алкоголя в три раза. Вы оба счастливчики, что остались живы.
Айзека трясет при этой перемене сюжета. Из слепой зоны на сцену выкатился еще один бильярдный шар.
— Но… это был я, — мямлит Айзек. — Это я поехал на красный свет…
Офицер перестает писать. Закрывает блокнот.
— Ты уверен? Он считает, что это он проехал на красный.
— Нет, я уверен, это был…
В это мгновение офицер поднимает ладонь.
— Сынок, я должен тебя остановить. — Оба смотрят на мужика, удрученно сидящего на заднем сиденье полицейской машины и следящего глазами за эвакуатором, прибывшим, чтобы забрать его «хонду».
— Хочешь верь, хочешь нет, но ты оказал этому парню услугу, — продолжает офицер. — Не случись этой аварии, на следующем перекрестке он наверняка убил бы целую семью. Он был в буквальном смысле катастрофой на колесах. Так что, может быть, это ты все неправильно понял? Как думаешь, это возможно?
Айзек открывает рот, но обнаруживает, что не имеет понятия, что сказать, и закрывает его снова.
— Слушай, если ты хочешь, чтобы я впаял тебе штраф за проезд на красный, я, пожалуй, могу, но, понимаешь, убрать этого субчика из дорожного движения — огромная услуга обществу. Я так думаю, свою возможную провинность ты с лихвой искупил.
— Но камеры слежения…
— Что камеры слежения? Запись никто смотреть не будет, если только дело не дойдет до суда. Но здесь такой ясный случай, что вряд ли. Страховка все покроет.
«Дареному коню в зубы не смотрят» — кажется, так говорится в пословице? А тут конь пришел с бантиком на шее. Айзеку следовало бы благодарить судьбу, но все, что он чувствует — это… онемение.
— И смотри, — добавляет коп, — твоя машина вроде на ходу. Иногда вселенная нам улыбается.
Айзек дает показания, не упоминая о красном свете. Потом садится в машину, которая заводится с первого оборота ключа, и едет домой.
И все это время рядом с ним на пассажирском сиденье лежит маленький кожаный кошелек с таблетками, на который полицейский даже не взглянул.
20 В пАрке Большого городА, На скамейКе
АДДИСОН
Интересно, понимает ли Рита, как противно мне сидеть рядом с ней на парковых скамейках? Она всегда с увлечением занимается своим бесконечным вязанием, в то время как я сижу, дергаю коленом и мечтаю оказаться на другом конце Галактики.
Сегодня мы находимся в парке большого, шумного города. Неважно, что это за парк, неважно, что за город. Я все равно не смог бы сказать, даже если бы меня спросили.
Подопечные Риты (их сегодня несколько) играют на детской площадке. Мамаши, папаши и няньки сидят или стоят поблизости, как правило, уткнувшись в свои телефоны, — играют в игры или постят в социальных сетях. На детей они обращают внимание, только когда на площадке кто-то заревет. Спросить меня, так этим взрослым Рита нужна больше, чем их детям, но, как моя товарка вечно с гордостью твердит, это не наш выбор.
Сегодня ее шарф бледно-желтой полосой обвивает игровые аппараты, словно паутина, сотканная из предупреждающей ленты.
