Она наклоняется ко мне и кладет ладонь на мое дергающееся колено.
— Тебе следует пойти к своему мальчику.
Бросаю взгляд на «моего мальчика». Его колено перестает дергаться в тот же миг, что и мое. Ну что тут скажешь… Я и мои подопечные всегда настроены в такт.
— Сейчас я ему не нужен. Он еще не начал играть.
— Через пару минут начнет, — указывает Рита.
Мой подопечный — старшеклассник, участник школьной команды по шахматам. В такие солнечные дни, как сегодня, команда выбирается в парк. Здесь стоят каменные столы со встроенными шахматными досками. В настоящий момент тренер — учитель математики, чересчур серьезно воспринимающий свои обязанности, — вежливо уговаривает какого-то бомжа освободить стол. Но бомж упрямится и отказывается.
— А пусть твой лучший игрок сыграет со мной? — предлагает он. — Выиграю — стол мой. Одну партию?
Ученики прыскают при мысли о том, что бродяга с нечесаной бородой собирается играть против участника их команды, считающейся одной из лучших в стране. Они смотрят на бомжа как на пешку, пожертвованную в пользу крупных фигур. Это выводит меня из себя.
— Не думаю, что это уместно, — страдальчески-терпеливо отвечает учитель.
— Тогда как насчет тебя? Сыграем? Это будет уместно?
Ребята шепчутся — мысль им явно нравится, к досаде их тренера.
— Пожалуйста, мистер Маркофф, сыграйте! — просят они. — Вы же с ним в два счета разделаетесь!
Наконец учитель неохотно соглашается. И пока они расставляют фигуры, меня внезапно будто что-то ударяет.
Я знаю этого человека с неопрятной бородой! Вернее, знал — мальчишкой. Лет двадцать с гаком назад, когда я и сам был молод. Как же его имя… Я помог ему закончить школу. Не отходил от него в ночь выпускного бала. Видел, как он шел получать аттестат. А потом он поступил в университет, и наши дороги разошлись.
Я ощущаю укол сожаления, видя, как далеко он отступил от того пути, на который я его наставил. А как насчет мальчика, ради которого я сегодня торчу здесь? Он тоже лелеет надежды и мечты, как когда-то лелеял и этот человек. Родители моего нынешнего подопечного начали пичкать его химией, когда он был малышом. Мальчик не знает жизни без меня, или Риты, или Декса
[32], или еще кого-то из моих собратьев по служению. Каковы шансы на то, что через двадцать лет он не превратится в такого же бомжа?
И почему это меня заботит?
Да, заботиться — моя обязанность, но только до тех пор, пока меня нанимают на работу. Это сделка.
В точности как между мной и Айви.
Вернее, как должно бы быть между мной и ею.
Айви, положим, тоже не невинная овечка, но… она-то не знает, что мною двигают скрытые мотивы.
— Что тебя беспокоит, Аддисон? — интересуется Рита. — Выкладывай. Не сиди как пень, накручивая себя.
Я мог бы отговориться, как обычно. Что меня достали Иней со Снежком. Что Крис — неблагодарная, бессердечная скотина. Но Рите известны мои терки с нашей восходящей линией. А вот про Айви она ничего не знает. И в мгновение слабости я открываюсь ей.
— Есть одна девушка, — говорю я Рите, — меня подрядили помочь ей закончить старшую школу…
— Продолжай, я слушаю, — подбадривает Рита, мастер многозадачности. Ее глаза не отрываются от игровой площадки, пальцы не пропускают ни единой петли, а уши внимательно слушают меня.
— Она… не могла заснуть ночью и прибегла к помощи Ала.
Рита замирает при упоминании этого имени.
— Фу, он такой пакостник! Я выдерживаю его только в малых дозах, но он же не знает меры! И вечно торчит поблизости, лезет на глаза. — Ее передергивает. — Что ж, если у тебя затруднения с Алом, скажи ему об этом прямо. Он понимает только разговор без обиняков.
— Проблема не в Але.
— А в чем тогда?
Я вздыхаю.
— Эта девушка… Она начинает злоупотреблять нашими отношениями. — Но тут я вынужден поправить себя самого, потому что, если я настроен на честный разговор, то надо и вправду быть честным. — То есть это я… подбил ее на злоупотребление. Она на пути к тому, чтобы стать моей парой на Празднике.
Рита поворачивается и впивается в меня своим ужасным осуждающим взглядом:
— Так ты, значит, тащишь свою подопечную на Праздник? Только затем, чтобы сдать ее братцам Коко или Крису?
— Нет! Не в этом дело. Она идет по классической дорожке саморазрушения, но я не планирую никому ее «сдавать». Я иду ва-банк. Я сделаю для нее всё! Доведу до самого конца.
— Для нее? Или для себя? — Рита бьет не в бровь, а в глаз. Я не могу ответить. Она знает мой ответ.
После некоторого раздумья Рита качает головой:
— Нет. Если тебе хочется, чтобы я избавила тебя от чувства вины, не рассчитывай. Извини, Аддисон. Я не из тех, кто прощает. Особенно такие подлости.
— Пока что прощать нечего, я еще не привел ее на Праздник.
— Но приведешь. Потому что Аддисон всегда добивается того, чего хочет. — Рита колет меня спицами для большей доходчивости. — Ты такой испорченный, Адди, всегда таким был! Испорченный, эгоистичный, гадкий…
— Хватит, Рита! Я не для того доверился тебе, чтобы ты мне нотации читала!
— А для чего тогда?
Я не отвечаю, потому что не знаю, что сказать. Может, я исповедался, чтобы испытать собственную решимость. Потому что, если я, несмотря на все тычки и уколы Риты, продолжу придерживаться плана, то, может быть, дело выгорит. Может, я на шаг приблизился к его реализации.
— Я продолжу работать с Айви, — говорю я Рите, — пока не придет пора отвести ее наверх.
— Ожидаешь медали за выполнение своих обязанностей?
Если уж Рита вбила что-нибудь себе в голову, с ней разговаривать бесполезно, так что я не произношу больше ни слова. Она возвращается к своему вязанию и наблюдению за площадкой. Тем временем болельщики около шахматного стола взрываются аплодисментами и восторженными криками. Поначалу я решаю, что учитель обыграл бомжа, но, оказывается, наоборот. Учитель кладет своего короля на доску в знак поражения, а ребята заходятся от радости, что их всезнающего и всемогущего учителя положил на лопатки какой-то бродяга. И все же, выиграв, бомж поднимается из-за стола, освобождая его для команды, потому что речь тут вообще не о столе.
Дрейк! Вот как его зовут, вспомнил. Но помочь ему я не могу — он уже много лет не мой подопечный. Скорее всего, я больше никогда не увижу его снова. Но, во всяком случае, я вспомнил его имя…
