— Что это с ней?
— То же, что всегда, — отвечает другой, и оба хохочут, как будто не раз видели, как я кого-то лихорадочно ищу. Ну и черт с ними. Столь же бесполезны, сколь смертельны.
Вокруг танцпола посреди салона собралась толпа. Там, несомненно, Аддисон дает свое жалкое кукольное представление. Если Айзек видел сестру, то наверняка пошел туда. Но не успеваю я двинуться к танцполу, как ощущаю на плече чью-то ледяную руку. Оборачиваюсь и вижу лицо, которое совсем не ожидала увидеть.
— Финеас?!
— Добрый вечер, Рокси, — молвит мой печальный родич своим далеким, словно из-под воды, голосом.
— Ты что здесь делаешь? — осведомляюсь я. Финеас никогда не ходит на Праздник, не говоря уже об этом внутреннем святилище. И если он куда-то является, это недобрый знак.
Финеас смотрит на меня с тем плаксиво-сиротливым выражением лица, которое я так презираю.
— Я услышал о вашем с Аддисоном споре, — сообщает он. — Вот и пришел удостовериться.
— А не в чем удостоверяться! — огрызаюсь я.
Но Финеас и глазом не моргнет. Одна его узкая бровь выгибается дугой, словно темная, бесцветная радуга.
— Ты ищешь своего молодого человека. Я видел его.
— Где? Где ты его видел? Да говори же!
И медленно, слишком медленно, Финеас поднимает костлявую руку и указывает в место, о котором я подумала бы в последнюю очередь. Куда пошла бы в последнюю очередь. Он указывает на коридор, ведущий к кабинету Хиро.
Я срываюсь с места и мчусь так быстро, что, кажется, даже колонны изгибаются мне вслед.
Коридор усеян несчастными, не имеющими сил даже добраться до двери. Я перешагиваю через них, наступаю или расшвыриваю в стороны пинками. Их судьба меня не волнует. Наконец я добегаю до двери и поворачиваю ручку, но, видно, дергаю слишком сильно, и она остается у меня в ладони. Тогда я пинаю дверь — снова и снова, пока не срываю притолоку и дверь не распахивается.
Айзек здесь. Лежит на полу, обмякший, как тряпичная кукла, а Хиро стоит над ним, держа его за руку и глядя на нее изучающим взглядом, будто ищет подходящую вену.
Надо его отвлечь. Ручка от двери по-прежнему у меня в пальцах, и я швыряю ее в люстру. Ливень из ложек обрушивается на пол. Но мне следовало бы помнить, что отвлечь Хиро невозможно.
— Убери от него лапы! — рычу я.
— Я всего лишь проверяю, есть ли у него еще пульс.
Тут Айзек моргает и устремляет взгляд на меня. На его лице появляется ленивая улыбка:
— А вот и ты!
Хиро выпускает руку Айзека, и та со стуком падает на пол.
— Ты должна была привести его ко мне! А он притащился сюда один.
— Он не для тебя!
Плевать мне, что Хиро глава моего клана. У него нет надо мной власти.
Хиро досадливо вздыхает, как будто это так, пустяки, мелкая неприятность.
— Стоит ли нам опять проходиться по правилам?
Я опускаюсь на колени, обхватываю ладонями лицо Айзека, заставляю его взглянуть мне в глаза.
— Он… он сделал это с тобой?
Глаза Айзека наконец фокусируются на моих.
— Кто что кому сделал?.. — бормочет он.
— Ну что ты так разволновалась, Рокси! — вмешивается Хиро. — Ты же нас друг другу не представила. А ты знаешь, что я ничего не делаю без обстоятельного знакомства.
— И не представлю! — огрызаюсь я. — Ни сейчас, ни потом, никогда!
— Имеешь право, — говорит Хиро с таким пренебрежением, что я начинаю нервничать.
Больше мне нечего ему сказать. Вместо этого я отдаю все свое внимание Айзеку.
— Пойдем со мной, Айзек, и я выведу нас отсюда! — умоляю я.
— С тобой, — повторяет он с прежней истомленной улыбкой. — Всегда с тобой.
Это как раз то, что мне нужно было услышать.
Он так слаб, что я практически выношу его из кабинета. Коридор тянется невообразимо долго, и больше он не прямой — он изгибается, как кишка. Сами стены сражаются со мной на каждом шагу, но моя решимость не уменьшается ни на йоту.
И наконец мы выходим в VIP-салон, где всеобщее внимание по-прежнему приковано к танцполу. Отлично! Значит, никто нам не помешает. Я крепко прижимаю Айзека к себе, не рискуя отпустить его ни на миг, пока мы двигаемся в тот угол, где ждет аяуаска… и свобода…
…чтобы обнаружить, что аяуаски там нет.
Ее срубили. Торчит лишь зазубренный пень. Смотрю вверх, на дырку в крыше — она по-прежнему на месте, но до нее теперь не добраться.
— Извини, Рокси.
Оборачиваюсь и вижу здоровенного охранника в черной куртке с эмблемой, изображающей предохранительную пломбу, на груди.
— Доступ на крышу запрещен. Слишком много странного там творится.
— Не имеете права! — в панике кричу я. — Мы можем идти, куда захотим! Такое всегда было правило!
Он пожимает плечами.
— Я здесь ни при чем. Приказ с самого верха.
Я не могу даже понять, что он имеет в виду. Мне известно, что Хиро отвечает перед кем-то, кто подчиняется еще кому-то, и так далее, но никто из нас не может заглянуть так высоко в нашу родственную цепь.
И тут я слышу сзади голос, — голос, который никогда не ожидала услышать вновь.
— Какая жалость! — говорит Люси. — Крыша — самое клёвое место во всем этом балагане.
Потрясенная, я поворачиваюсь к ней:
— Люси? Но… но ты же улетела! На крыльях кадуцея…
— Что, правда?… Ой, точно, вспомнила! Вау, какой был трип!
— Ты сказала, что хочешь быть свободной…
Люси передергивает плечами.
— Ну сказала, да… Но там, знаешь, вообще голяк. Пусто. Оказывается, единственная нормальная тусовка для нас — это здесь.
Внезапно у меня начинает кружиться голова, я теряюсь в пространстве.
— Забей, Рокси, — советует охранник. — Отведи-ка ты своего протеже в джакузи. Там полно места.
— Он не протеже! — кричу я.
И в этот момент Айзек, сжегший свою последнюю кроху энергии, падает… и я вижу то, что видит он: не мраморный с кровавыми прожилками пол VIP-салона, а заплесневелый, драный ковролин. Не мертвый пень аяуаски, а искореженный, с отметиной от гвоздодера стол в темной комнате — эпицентре потерянной надежды.
АДДИСОН
«Давай, Аддисон. Кончай с этим и займи подобающее тебе место».
Все наблюдают за нами. Ждут, что я буду делать. Ждут последнего росчерка, с которым я наконец вступлю в сонм великих.
Я держу Айви в дипе.
Все, что требуется — это отпустить ее. Разжать руки, стискивающие ее запястья, и позволить безжизненному телу рухнуть на пол. А потом сделать шаг в сторону, приняв последнюю, победную позу. И зазвучат аплодисменты, целая буря аплодисментов — всё для меня. Если я отпущу ее.
