Сердце, кажется, перестало стучать вовсе. Или же я просто его не слышала. Как не слышала музыки, шума толпы, голоса Кости. Стало очень-очень холодно, а волосы вздыбились даже на руках. Я не понимала, дышу ли я или забыла, как это делается. Надо ли мне все еще дышать?
Герман медленно наклонился, поднял неброскую коробочку. Наверняка уже по названию он понял, что это. Потому что взгляд, которым он меня наградил, обещал в лучшем случае скорую расправу. Его брови сошлись на переносице, скулы побелели от напряжения. Он приближался медленно, неотвратимо. Нужно было что-то сделать или сказать. Или развернуться и броситься бежать.
Глава 7
У меня в руках все еще был синий лимонад, я поднесла его к губам и сделала мелкий глоток. То ли чтобы успокоиться, то ли чтобы занять свой рот хоть чем-то. Пока я пью, я не могу говорить, ведь так?
Кто-то прошел мимо, случайно задев меня. Я покачнулась, чуть не разлив напиток на себя.
Герман был все ближе. Снова подняла стакан, словно он мог быть преградой между нами.
Очередной глоток вдруг встал тугим комом. Я закашлялась.
Не хватало воздуха. В груди защемило, а сердце застучало с утроенной силой – в ушах слышен был только бой внутренних молоточков.
Легкие жгло, будто в меня влили расплавленное железо. Я царапала грудь, горло, в надежде хоть как-то облегчить эту муку. Все куда-то поплыло, пол начал уходить из-под ног. Свет становился все тусклее, слабее, а затем погас вовсе.
***
Первым, что я осознала, были звуки «Танца рыцарей», наполнявшие собой все пространство.
«Дежавю…»
Вздохнула, слегка потягиваясь. Во всем теле присутствовала странная легкость, словно после полноценного сна… Я спала?
Приоткрыла один глаз, затем второй. Высокий незнакомый потолок с лепниной. Я уснула где-то в театре?
Музыка оборвалась на самой высокой ноте, не дойдя до кульминации.
Я приподнялась на локтях, осматриваясь. Я лежала на огромной деревянной кровати с балдахином, словно взятой из реквизита к средневековой постановке. Красный бархат, золотые кисточки и кипенно-белое белье. И я в длинном таком же красном платье, с огромным разрезом.
– Как ты себя чувствуешь?
– Герман Игнатьевич?
Не сразу его заметила. Он стоял, прислонившись к стене, и практически с ней сливался. Такой же строгий и собранный, как и всегда, разве что на этот раз на нем пиджака не было, да ворот рубашки был расстегнут на несколько пуговиц.
– Как я?.. – осеклась, вспомнив клуб, напиток, после которого мне стало плохо. Неужели Костя мне что-то подсыпал? Или это был не Костя? – Это вы меня отравили?
– Это было не отравление. У тебя случился приступ анафилактического шока. Но это я тебя спас, – он ослепительно улыбнулся, хотя его глаза при этом и оставались серьезными. – Можешь сказать спасибо.
– Спасибо, – настороженно поблагодарила я.
Анафилактический шок? У меня и аллергии особой никогда не было. Разве что на лавандовое масло. Намазалась им как-то в душе, а наутро получила раздражение по всей коже. А так, что бы случился приступ… Что же было в том лимонаде? Хотя, ведь он был голубого цвета… может быть дело в красителе?
– Я у вас дома?
– Да. Это моя спальня, – кивнул он.
Я неуютно поежилась.
Сейчас все, что произошло в клубе, казалось дурным сном. Но если то, как я впервые увидела его рога, еще можно было бы списать на галлюцинации, то чудовище в зеркале перед туалетами… И ведь Нагицкий разговаривал с ним, он подтвердил, что мне не привиделось. Предложил защиту…
Все это было одновременно нелепо и жутко. Монстров не существует! И, вместе с тем, при воспоминании о том, как кровосос припал к горлу Маринки, руки и ноги нервно подрагивали, а зубы начинали стучать.
Несмотря на то, что в комнате было тепло, по телу прокатился озноб.
– В таком случае, мне, наверное, не слишком уместно здесь быть, – голос слегка дрожал, как я ни пыталась скрыть это.
– Возможно, но кого это интересует? – Нагицкий развел руки в стороны.
– В каком смысле?
Внутри все сжалось. Он намекает, что будет удерживать меня здесь против воли? От возмущения я вскочила на ноги. Из-за резкого подъёма закружилась голова, в глазах потемнело, и если бы не Герман, подхвативший меня на руки, я бы точно рухнула обратно на кровать, а то и вовсе на пол.
– Я просто имел в виду, что тебя никто не осудит за то, что ты здесь, – прошептал мужчина, осторожно погладив меня по спине.
Мимолетное прикосновение было подобно разряду тока.
– Ну да… – проговорила, с трудом возвращая себе зрение и успокаивая разбушевавшийся вестибулярный аппарат. – А главное, никто не удивится. Просто очередная девица в вашей постели.
Я и сама не заметила, с какой горечью это произнесла. С какой болью. А когда спохватилась, то было уже поздно. Нагицкий прищурился, явно поняв больше, чем я бы хотела.
– Да. Ты права. Отчасти. Но я бы сказал не так. Очередная девица, разочаровавшая меня, – он отстранился, – так будет точнее.
Два шага в сторону, и он выдвинул ящик из стоящего у стола шкафчика. Достал что-то и, повернувшись, бросил это мне.
Я поймала на лету, а когда поймала…
Краска прилила к щекам. Чертовы таблетки! Совсем про них забыла.
Закусила губу до боли, чтобы хоть как-то встряхнуться. Что ему сказать? Что не собиралась принимать? Что они оказались у меня случайно? Но почему вообще я должна что-то ему объяснять?
– Я не собираюсь оправдываться, – сказать эту фразу стоило больших усилий.
Подняла глаза на него, сжимая губы в тонкую линию. Только бы не дрожали! Только бы не расплакаться!
Нагицкий в ответ на это приподнял одну бровь, чуть склонив голову. Весь его вид говорил: «Ну-ну… это мы еще посмотрим».
– Где моя сумочка? Мне нужен телефон, хочу вызвать такси.
Я понятия не имела, где он живет и во сколько мне обойдется поездка до дома, но оставаться с ним не хотела больше ни секунды.
– Я думаю тебе будет лучше остаться у меня. – его ноздри затрепетали, глаза чуть сузились. – Просто хочу убедиться, что аллергия была случайностью, и никто не пытался тебя отравить.
Кому могло понадобиться от меня избавляться? Да и дома мне бы было намного спокойнее.
– Мне это хорошей идеей не кажется… – начала я, но он меня перебил.
– Ты меня не слышала? Я говорю, что речь может идти об отравлении. Может быть, тебе словарь принести, чтобы ты посмотрела значение этого слова?
Последнее он буквально прошипел мне в лицо.
«Мамочка», – пронеслось в сознании.
